Не исключено, конечно, что модернизированная и более «чуткая» мировая финансовая система никогда не понадобится. Не исключено, но маловероятно. Хотя никто по-прежнему не знает, как подготовиться к кризису, немногие сомневаются в том, что следующий экономический кризис недалек. Америка воспользовалась обстоятельствами и приложила немало усилий по сдерживанию финансовых кризисов 1990-х годов. Но если рынок «тряхнет» в тот момент, когда Соединенные Штаты перестанут защищать его или не смогут этого сделать, результат может оказаться плачевным. В глобализованной мировой экономике сегодняшнего дня кризисные явления склонны начинаться неожиданно и распространяться с невероятной скоростью.

В случае, если глобализация «собьется с пути», геополитические последствия этого события, со значительной долей вероятности, заставят вспомнить о 1930-х годах. Неустойчивые режимы России и Китая под давлением экономического шока могут уступить милитаристским и националистическим настроениям в этих обществах. Обе страны имеют некоторое сходство с только что оперившимися демократиями, которые пали жертвами фашизма, не выдержав удара Великой Депрессии. Другие ведущие государства мира — Соединенные Штаты, Великобритания, Франция, Германия и Япония — имеют многолетний опыт жизни в стабильной демократии, что обеспечивает им иммунитет от «сползания» к опасной националистической политике. Однако они все могут «нырнуть в укрытие», как демократические государства по обе стороны Атлантики, столкнувшиеся с Германией и Японией в 1930-е годы.

Даже если саморегулирующийся мировой рынок сохраняет стабильность, а предыдущие рассуждения об экономических разграничительных линиях — не более чем неоправданные тревоги, мы все-таки должны воздержаться от предположения, что глобализация всегда и всюду ведет к миру и процветанию. Дело в том, что Фридман существенно преувеличивает «миролюбивый» потенциал глобализации. По утверждениям поборников глобализации, ее важнейший миротворческий эффект — это экономическая взаимозависимость, которую она порождает. Логика здесь очевидна. По мере роста товарооборота и уровня инвестиций между двумя государствами возрастает и взаимный интерес к сохранению мирных отношений. Глобализация, тем самым, увеличивает прибыльность мира и стоимость войны. Во взаимозависимой мировой экономике государства имеют много других, более насущных забот, чем вступать в военную конфронтацию друг с другом.

На первый взгляд такая логика кажется безупречной, но ее доводы становятся менее убедительными, когда на сцену выходит геополитика. Экономическая взаимозависимость обеспечивает общие интересы, но также способствует возникновению коллективной уязвимости. Заставит ли эта взаимозависимость идти в одном строю или посеет страх и стремление к большей автономии — зависит от политического контекста, в котором она существует. При торговле с партнером, которому доверяют, экономические и политические связи укрепляются, стороны достигают общих целей, что стимулирует дальнейшее развитие отношений. При торговле же с потенциальным соперником большая взаимозависимость оборачивается уменьшением безопасности. В контексте стратегического соперничества общие интересы предоставляют возможности для эксплуатации, а вовсе не для достижения общих целей.

Именно подобные расчеты подтолкнули Японию к обретению экономической самодостаточности в 1930-х годах и в конечном счете к нападению на Перл-Харбор. Японцы воспринимали свою зависимость от импорта из Соединенных Штатов как уязвимость, а не как источник хороших отношений с США. При прочих равных условиях большая взаимозависимость между странами все-таки лучше, чем меньшая. Но прочие условия редко бывают равными. В конце концов геополитические императивы постоянно торжествуют над экономическими возможностями. Будь иначе, Пэйн, Милль и Энджелл оказались бы правы, а война как социальное явление отмерла бы за ненадобностью.

Исторические примеры ясно свидетельствуют, что даже при наличии между государствами достаточно хороших отношений, обеспечивающих тесные экономические связи, эти контакты ни в коей мере не гарантируют продолжительной гармонии. Международные сообщества, связанные друг с другом интегрированными экономиками, могут распадаться с поразительной скоростью. Рассмотрим в качестве примера Европу в десятилетие, предшествовавшее Первой мировой войне. Товарооборот и уровень инвестиций в Европе, с учетом масштабов национальных экономик, превышали сегодняшние показатели. Германия считалась вторым по важности торговым партнером Великобритании (после Соединенных Штатов), тогда как сама Великобритания являлась основным импортером немецких товаров. Лондонский «Ллойд» страховал немецкие корабли, которые Королевский ВМФ должен был бы потопить, находись эти два государства в состоянии войны.[145]Границы в начале 1900-х годов были почти прозрачными; европейцы свободно перемещались из страны в страну, без паспортов и без пограничного контроля.

Столь высокий уровень взаимозависимости, тем не менее, не помешал пожару Первой мировой войны в одночасье охватить Европу. Стремление Германии к превосходству и вытекавшее из этого стремления геополитическое соперничество без труда преодолели взаимные интересы, возникшие в результате экономической интеграции. Если экономическая взаимозависимость не могла спасти Европу от войны в 1914 году, то какие у нас сегодня основания для уверенности в том, что глобализация справится с подобной задачей сегодня? История доказывает, что большой объем товаров и капиталов, пересекающих Атлантику, отнюдь не препятствует возникновению геополитического соперничества между Америкой и набирающей силу Европой.

Недавний распад многонациональных государств является еще одним доказательством способности политических страстей побеждать экономические выкладки. На протяжении 1990-х годов экономическая взаимозависимость мало что могла противопоставить пробудившимся националистическим устремлениям. Словакия вышла из состава Чехослова кии, несмотря на ожидавшие ее вследствие такого решения экономические трудности. Словения, Хорватия, Босния, Косово и Македония стремились отделиться от Югославии, несмотря на потенциальные экономические неурядицы, которые сулил распад союзного государства. С окончания Боснийской войны сербы, хорваты и мусульмане остерегались восстанавливать экономические связи друг с другом. Они предпочитали нищету торговле с врагом. Многие республики бывшего СССР столкнулись со значительными экономическими затруднениями в процессе отделения от российской экономики — и все же сохранили тягу к автономности. Что именно порождает взаимозависимость — доверие или подозрительность, — целиком зависит от политического контекста, в котором происходит экономическая интеграция.

Переоценка политических последствий информационной революции ведет к дальнейшей гиперболизации возможностей глобализированной экономики обеспечить мир и стабильность. Цифровые технологии, безусловно, затрудняют «герметизацию» обществ, сокращают возможности государственной бюрократии по «ограждению» населения той или иной страны от внешнего влияния и по предотвращению проникновения в эту страну мирового рынка. Факсы, мобильные телефоны, Интернет, спутниковое телевидение и радио, телеметрия высокого разрешения — все эти новшества мгновенно наводнили государства информацией и позволили внешнему миру изучать внутреннюю жизнь самых «закрытых» стран.