Другой темой разговоров мадам да Вильер стала беременность сестры Кевина. Вики должна родить только будущей весной и еще даже не знает пола ребенка, но мать Люка уже скупает в огромных количествах детские вещички и умильно причитает, как ей хочется поскорее стать бабушкой своему или своей внучатой племяннице. Люк явно чувствовал себя не в своей тарелке, что отдаляло окончательное приручение моего лесного зверька на недели, а то и на месяцы.

Месье де Вильер имел еще более раздражающие привычки. Он не смотрел, куда идет, и постоянно спотыкался о мой «Зингер-5050», который я предусмотрительно сняла с сервировочного столика и поставила на пол под вешалку, наивно полагая, что металлическая палка помешает кому бы то ни было ее тронуть.

И все-таки папе Люка удалось ее сломать… во всяком случае, бобину.

Он очень извинялся и предложил мне купить новую машинку. Но я сказала, что все в порядке, что машинка старая и я все равно собиралась покупать что-то поновей.

Сама не знаю, как некоторые слова срываются у меня с губ помимо желания.

И вот наконец они уехали. После бесконечного обмена поцелуями и рассказов о том, как весело будет им всем на Рождество и Новый год в замке Мирак. Разумеется, они уговаривали меня присоединиться, но я уверена — это было не всерьез. Конечно, я не имею в виду Люка. И скорее всего, не его папу.

Но его мать? Что чувствовала она? Улыбка, которой она меня одарила со словами: «Приезжай, Лиззи, там будет так весело», не затронула ее глаз. В их уголках не появились едва заметные морщинки, как было всегда, когда она улыбалась.

Нет. Я поняла, что мое присутствие нежелательно. В особенности на семейном празднике де Вильеров во Франции!

Ничего страшного. Правда. Наоборот, все здорово. Я воспользуюсь каникулами, слетаю к родителям и в понедельник вернусь на работу.

Мне показалось, что мадам де Вильер облегченно вздохнула. Ведь ее сынок будет в её полном распоряжении.

Что, сами понимаете, в значительной степени затруднит производство ее будущих внуков. Хотя, возможно, у нее есть на примете другие кандидатки на роль невестки… которым не нужно работать на двух работах (одна из них бесплатная, а про вторую вообще стыдно говорить подругам). Секретарша в приемной? Это не так гламурно, как, скажем, сотрудник инвестиционного банка или биржевой аналитик…

И особенно в понедельник после Дня благодарения, когда всем просто необходим адвокат, занимающийся разводами. Тиффани сообщила, что еще горячие деньки наступают сразу после Нового года, когда люди делают предложения, а потом бегут составлять брачные контракты.

Я сказала «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн», с кем вас соединить?» такое количество раз, что у меня пересохло в горле и я слегка охрипла. К счастью, Тиффани пришла немного раньше и разрешила мне сбегать в туалет, чтобы я могла попшикать хлорасептиком в горло.

— Рауль предложил отвести твою подружку Шери к своему терапевту, — говорит Тиффани, усаживаясь на мой стул» — если она до сих пор себя плохо чувствует. Ведь она болеет?

— Она не болеет, — отвечаю я, доставая из выдвижного ящика сумочку от Мейерса, которая явно не подходит к обстановке, судя по фотографиям в журнале «Вог», которые Тиффани не дала мне выкинуть. — Они с Чазом расстались.

— Правда? — Тиффани смотрит на меня своими широко раскрытыми голубыми глазами. — Прямо перед вечеринкой? Боже, ничего удивительного в том, что она заболела… Как неудобно. И кто кого бросил? Господи, почему ты мне но сказала раньше?

Потому что я вообще хотела скрыть это, особенно от таких, как Тиффани, которая запросто может проболтаться отцу Чаза. Конечно, Люк еще знает, но он — единственный, кому я рассказала. Я действительно стараюсь в эти дни не быть сплетницей. Шери попросила меня ничего никому не говорить, пока у нее не появится возможность обсудить это с Чазом. Я очень рассчитываю, что эта возможность появится скоро, так как не знаю, насколько у меня хватит сил молчать, ведь мне часто приходится говорить с Чазом, когда я переадресовываю его звонки отцу. Эти две тайны (вторая касалась матери Люка) поджаривают меня изнутри, как угли.

И заставляют быть осмотрительней.

— Не знаю, — отвечаю я. — Слушай, отпусти меня на пару минут прополоскать горло, я быстро.

У Тиффани не было даже возможности ответить, так как тут же зазвонил телефон и ей пришлось схватить трубку: «Пендергарст, Лоуглин и Флинн», с кем вас соединить?»

Обычно туалеты в адвокатских конторах располагаются в некотором отдалении от приемной, рядом с лифтами. Чтобы туда попасть, нужно набрать код. Это сделано не для того, чтобы праздношатающиеся туристы не могли воспользоваться туалетом в фирме «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн». Праздношатающиеся туристы вообще не могут пройти мимо охраны, если им не назначено. Мне непонятно, почему все фирмы, располагающиеся в этом здании, держат запертыми на кодовые замки все женские (да и мужские тоже, сексизм здесь не приветствуется) туалеты.

Но, как бы там ни было, секретарь в приемной «Пендергаста, Лоуглинна и Флинна» обязан сообщать код любому посетителю или адвокату другой фирмы, которые об этом попросят. Код легко запомнить — «1-2-3».

И все-таки некоторые клиенты (и адвокаты) умудряются спрашивать его по два, а то и по три раза, прежде чем запомнить. Это нас, секретарей, слегка достает, чего мы, разумеется, никогда не показываем. И все-таки меня всегда интересовало, зачем вообще нужно запирать туалеты.

Я смотрю на свое отражение в огромном зеркале над раковиной и радуюсь, что сегодняшнюю ночь наконец спала в своей собственной (вернее, принадлежащей маме Люка) постели, а не на раскладном диване. Мешки под глазами от бессонных ночей, во время которых я крутилась и ворочалась, уже начали исчезать.

Клянусь, когда я стану сертифицированным дизайнером свадебных платьев и у меня будет собственное ателье и лишние деньги я обязательно куплю себе один из раскладных диванов от Поттери Барн, в которых нет металлической палки под матрасом и на которых действительно удобно спать.

Ладно, первым делом, конечно, я куплю себе квартиру, и у меня будет место для швейной машинки, и я не буду бояться, что об нее кто-то споткнется.

И только потом куплю диван.

И мне даже не придется на нем спать, потому что в следующий раз, когда к нам приедут родители Люка, они будут ночевать в квартире его мамы, а не в моей.

Я предаюсь сладким фантазиям и вдруг что-то слышу. Сначала я думаю, что это скрипнули по кафелю мои каблуки. Но потом понимаю, что не одна в женском туалете адвокатской конторы «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн». Дверь последней кабинки закрыта.

Я собраюсь тихонько ретироваться, но снова слышу странный звук. Он похож на писк. Или на мяуканье котенка.

Или на плач.

Я нагибаюсь, чтобы посмотреть на обувь того, кто в кабинке. Вдруг я ее знаю? И понимаю, что смотрю на ноги Джилл Хиггинс, самой знаменитой будущей невесты Нью-Йорка. На ее ногах, как всегда, ботинки «Тимберленд».