Выстрел был произведен в упор. Как же Шутин, по его последним словам, ожидавший нападения, подпустил убийцу? Возможно, рядом находился человек, которого Шутин и не подозревал? Однако на полу нежилой квартиры, чуть припорошенном пылью, следы только Шутина, какие-либо другие отсутствуют. Убийца аккуратненько затер их и сверху покрыл пылью? Такого даже он, Лева Гуров, предположить не мог. Правда, при осмотре нашли бумажную салфетку. Мелькнула сумасшедшая мысль о самоубийстве. В такую схему все укладывалось, за исключением пустяка: на пистолете отсутствовали пальцевые отпечатки. «Вальтер» был тщательно вытерт. Снес себе полголовы, затем аккуратно стер с пистолета отпечатки? Кто-то другой вытер пистолет? Но пистолет лежал рядом с телом, следов постороннего человека на полу не было. Что же делать? Ведь завтра Константин Константинович, согласно обычаю, попросит совета. А когда начальник что-либо просит, отказывать несколько неудобно.

Лева остановился у гостиницы «Украина», помялся в нерешительности и вошел в вестибюль, похожий на станцию метро – так же много мрамора, света и людей с чемоданами. Увидев у входа в ресторан небольшую группу людей, стоявших покорно, как бы сознавая свою вину перед усталым швейцаром, Лева обрадовался. Здесь же час простоишь. Лева не пойдет в ресторан именно из-за очереди, а не потому, что прейскурант не по средствам. Довольный столь хитрым объяснением, Лева зашагал по сверкающему мраморному полу к расположенному в другом конце зала буфету.

Поставив на мраморный столик чашку кофе и тарелочку с двумя бутербродами, Лева с презрением отвернулся от обильно закусывающего соседа.

Лева не успел опомниться, как бутерброды и кофе исчезли, а он сам вновь очутился на улице. Через мост, над ленивой Москвой-рекой, прямо модерновый СЭВ, слева белым айсбергом новое, еще не законченное здание. Шагай, Лева Гуров, завидуй своей судьбе. Ты сравнительно молод, хотя десятиклассницы поглядывают на тебя с равнодушным сожалением, живешь в столице, о такой работе мечтают многие мальчишки. Правда, когда они взрослеют, мечты, эти, как правило, исчезают. В детстве надо переболеть корью и сыщицким азартом. Каждый дорогу выбирает сам, ты, Лева Гуров, счастливый человек, шагай, шагай и не думай об увиденном сегодня и о том, что ты будешь делать и говорить завтра.

Если человек прожил четверть века, то уже знает, что не думать ни о чем он не способен. И, отвлекая себя от мыслей о квартире, из которой за две недели вынесли два трупа, Лева настроился на философский лад.

Преступление и наказание. Почему люди, совершая преступление, не боятся наказания? За убийство при отягчающих обстоятельствах суд может назначить и высшую меру наказания. Между прочим, такую же меру наказания суд может назначить и за хищение государственного имущества в особо крупных размерах. Завтра Олега Перова арестуют, а позже ему предъявят обвинение именно по этой статье. Оставим в стороне вопрос морали, человек придумал какое-то объяснение своим поступкам, поверил в него, совесть не мучает, человек спит спокойно. Как он может спать спокойно, поставив под угрозу собственную жену? И за что? За возможность тратить деньги не считая, приобретать вещи, еду и питье, не интересуясь их ценой. Цена все равно известна – твоя жизнь. Отнимут ее у тебя или оставят – вот это неизвестно, но ставка тобой сделана. Ты поставил свою жизнь, бросил ее на кон, другой у тебя не будет. Никогда.

И Лева представил себе фигуру одиноко стоящего человека, напротив которого громоздятся вещи: поблескивает лаком автомобиль, бесконечная вешалка с костюмами, пальто, наимоднейшими куртками. Он напряг фантазию, навалил гору коробок с обувью, расставил гарнитуры, сервизы, добавил две дюжины золотых часов и несколько пригоршней драгоценностей, о которых понятия не имел. И вот Лева представил себе огромные весы, на одной стороне лежит эта необъятная куча всего, всего, всего, а на другой – стоит человек. Он стоял, припечатывая намертво свою чашу, и чего ни наваливай на другую, даже равновесия получиться не может.

Лева видит такую картину, а другой человек, к примеру Олег Перов, совершенно иную. Нет, Лева убежден, представь Олег все это, увидел бы то же самое. Так в чем же дело? А в том, рассуждал он, человек в свою смерть не верит. Каждый, даже ребенок, знает, придет его час, как было до него и будет после, он умрет. Знает, а представить не может, не хочет, иначе человек жить не смог бы. Нельзя жить, думая о смерти. Преступник – человек, сам он не думает о смерти, он такой же, как все люди. Узнал преступник, что кого-то за хищения приговорили к высшей мере, вздохнет, возможно, и пойдет красть дальше.

Лева читал, как в давние времена на Руси ворам публично на площади отрубали руку. Такое жестокое зрелище собирало много зрителей. Парадокс заключался в том, что именно на этой площади, глядя на кровавую работу палача, совершали наибольшее количество краж. То, что там происходит, – одно, я – совсем другое. Так курильщик, узнав, что его собрат умер от рака легких, не бросает сигарету. Но если тому же курильщику врач скажет: не бросите курить, гарантирую, очень скоро у вас отнимется нога, – человек выбросит сигареты и в жизни к ним не притронется. Он готов бездумно рисковать жизнью, но не отдаст даже ногу, если убежден в необходимости. Значит, в борьбе с преступностью дело не в жестокости, а в неумолимости наказания. Преступление и тут же наказание. Если бы этого можно было добиться!

Лева уже лежал на своей раскладушке и все продолжал рассуждать…

Мария Григорьевна Калашникова сидела в кабинете Турилина и тонкими нервными пальцами, на одном из которых красовался массивный мужской перстень, теребила мокрый носовой платок. Она оказалась не так уж молода и привлекательна, держалась довольно спокойно, но с тем вызовом, который порой свойствен женщинам одиноким, с несложившейся судьбой.

Лева тоже был здесь, примостился в уголке, стараясь ни словом ни взглядом не мешать полковнику. По мнению Левы, начальник повел беседу непрофессионально.

Когда Маша начала говорить неправду, Константин Константинович не дал ей завраться и запутаться окончательно, постучал карандашом по столу и сказал строгим голосом:

– Мария Григорьевна, Маша, я убедительно прошу вас уважать себя и не считать нас глупыми людьми. Раз я спрашиваю, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Евгением Шутиным, надо отвечать.

Голос у Константина Константиновича был строгий, но не начальнический, скорее с интонацией рассерженного учителя. И смотрел он не зло, а сердито и недовольно, как бы добавляя взглядом: «Маша, Маша, зачем вы так? Нехорошо. Стыдно».

Маша познакомилась с Шумным давно, лет десять назад. Сначала между ними завязался роман, затем он быстро перешел в обыкновенную связь. Евгений Шутин словно играл роль графа – за что и получил это прозвище, – снизошедшего до близости с «девушкой из народа».

– Он не говорил, где живет, и врал о том, где работает, – рассказывала Маша. – Женя любит напустить туману. Порой он не звонил по году; появляясь, намекал о каких-то таинственных командировках. Врал все, – она махнула рукой и отвернулась. – Я его то любила, то видеть не могла. Бывало, притащится, ну такой несчастный, растерянный, выпьет, пригорюнится. – Маша вздохнула, улыбнулась воспоминаниям. – А утром эдак небрежно, через плечо, словно одолжение делает: «Мария, я тут случайно на мели оказался, ссуди на недельку». Сущий Хлестаков. А так мужчина интересный, подруги мне завидовали.