– Дай мне… – Ее тихий голос мог достичь только моих ушей. – Дай мне то, что можешь дать… родич!

Она не смотрела на меня, целиком сосредоточилась на цветке и кончике жезла. Спустя мгновения я понял, что теперь она стала каналом, по которому изливалась Сила – отчасти всколыхнувшаяся по ее призыву, отчасти вытекавшая из меня. Я, хоть и не был мастером в таких делах, напрягся, как раньше, когда отделял человека от зверя, чтобы отдать ей свой небольшой запас.

Так остро было мое желание, что целый мир сжался до точки, где жезл касался изваянного цветка. Я чувствовал, как Айлинн подхватывает изливавшийся из меня поток, очищает его, усиливает, сливает со своим. И только потом направляет сквозь жезл.

Ярче засветились лунные цветы. Их чистое сияние прорезало тусклый пурпур подступавшего пламени. Жезл преобразился в луч лунного огня, яркий до боли в глазах.

Айлинн просила у меня еще, и я отдавал щедро, не думая, во что мне это станет.

И вот там, где посох касался цветка, возник бледный огненный круг. Он тоже рос, делался ярче, ширился и вытягивался вверх, и вот уже каменные лепестки стали подобны лепесткам лунного цветка, словно наша Сила наделила каменную резьбу жизнью.

Я даже сквозь сосредоточенность смутно сознавал еще какую-то перемену. Менялась укрывшая нас фигура. Вещество ее окутанного плащом тела вздрагивало – не от дыхания, не от сердцебиения, но от чего-то близкого им!

Я заставил себя думать только о том, чем занята сейчас Айлинн. Я гнал от себя все вызванные этой переменой подозрения.

Цветок совсем разгорелся, до самых кончиков лепестков, но стал не таким ярким, как лунные цветы, а скорее серебристым. От кончиков лепестков спиралью расходилось сияние, и вот уже перед нами не каменная резьба, а большой дивный цветок, начертанный вокруг в воздухе.

Каменные лепестки раскрывались все шире, отгибались назад, как раскрываются бутоны в знойный день. За ним раскрылись и другие лепестки, прежде ограждавшие сердцевину.

Из нее вырвался лучик серебряного света, за ним еще и еще. Я видел луговые цветы, раскидывающие свои семена на несомых ветром пушинках. Вот так разлетались сейчас лучики света. Одни пропадали в дымной стене вокруг Урсиллы, другие падали в пурпурное пламя под нашими ногами.

Айлинн подняла жезл. Взглянула через плечо вверх, на нависшее над нами гладкое лицо. Поток Силы иссяк. У меня не осталось сил даже шевельнуться. Но все же я вынудил себя взглянуть туда же.

Овальный пузырь все так же переливался волнами красок. Но… в нем проступило что-то еще?

Видел ли я? Или только в воображении мне почудились на нем глаза – глаза, глядевшие на меня из огромной дали, – глаза, в которых я был ничтожно мал, глаза, еще не очнувшиеся от долгого сна. Не поручусь, но я верю, что видел их.

Если эти глаза и глядели на нас, они скоро исчезли. Жезл в руке Айлинн потемнел, потускнел. Лунные цветы на нем завяли и отваливались опаленными клочьями. Пропал и каменный цветок с его сиянием. Там, куда упали его семена (если эти лучи были семенами), я видел другое.

От тех, что опали в осаждавшее нас пламя, остался только след падения. Огонь в этих местах потух, оставив проходы, которые не могло затянуть подступающее со стороны пламя.

И в скрывшем Урсиллу дыму светящиеся семена прорезали широкие окна. Сквозь них мы увидели, к чему привел призыв, на который Мудрая истратила все свои силы и познания.

Гиллан с Херрелом шагнули вперед, к проему в дымной стене. Снежный кот весь напружинился. При виде дрожащего кончика его серебристого хвоста память пардуса отдалась дрожью и в моих мышцах.

Кот прыгнул – ловко вскочил в дымное окно. Вслед за ним Гиллан выбросила вперед свой увенчанный зеленым листом посох, направив наконечник в голову Урсилле.

Мудрая стояла, откинув голову, закрыв глаза, испуская из уст шипящие тягучие призывы. Теперь же ее голова мотнулась вперед, как от затрещины. Урсилла подавилась словами – если это были слова. Всего на длину одного вдоха прервалось ее заклинание, и тут снежный кот взмахнул мощной лапой, нанося удар, редкий даже для его могучего племени.

Выпущенные когти достали добычу. Упала опрокинутая курильница. Из нее выплеснулась столь заботливо приготовленная Урсиллой смесь. Начинка рассыпалась пеплом и больше не дымила. Дым, что висел в воздухе, медленно таял.

Но…

Крику, вырвавшемуся из моего горла, ответило из темноты хриплое эхо. Потому что сидящий перед Урсиллой… шевельнулся.

Небрежно отброшенный игрушечный человечек выпал из когтистой лапы. Теперь когти, смыкаясь, зависли над снежным котом. Я услышал боевой клич оборотня. Увидел, как скривились губы Урсиллы, издавая нечеловеческие звуки. Она хлестала жезлом, загоняя кота под медленно опускавшуюся руку.

Что делать? Айлинн вскрикнула. Я не разобрал ее слов. Я думал только о том, что надо делать.

Задрожал листок на жезле Гиллан. Сам жезл сновал как челнок. Лицо Зеленой колдуньи было стянуто страхом – не за себя, за Херрела.

А я – не помню, как я спускался, – уже стоял на дне пещеры. Пальцы мои сомкнулись на рукояти меча, оставшегося у ног статуи. С ним в руке я шагнул вперед, подчинив воле изнуренное тело.

Снежный кот легко проскочил в дымный проем. Но сама стена осталась висеть в воздухе. Мне некогда было отыскивать другой проход, и не было сил допрыгнуть до этого. У меня был только меч – железо, смертельное для некоторых видов колдовства.

Остатки сил ушли на то, чтобы поднять руку на уровень плеча. И тогда я метнул меч, как мечут копье.

Он пролетел сквозь окно в дыму. Я не успел хорошо прицелиться, да и слабость подвела меня. Острие миновало Урсиллу. Клинок лишь вскользь задел ее жезл.

Сверкнула ослепительная вспышка. Я вскинул руку, заслоняя глаза. Что ж… неудача…

– Кетан!

Айлинн держала меня за плечи. Я, и не видя, узнал ее руки.

Я заморгал, разгоняя цветной туман перед глазами. Сквозь этот туман ко мне на четырех лапах подступал звериный силуэт. Снежный кот!

Пока он шел ко мне, слева приблизилась Гиллан. Я опять моргнул, протирая затуманенные вспышкой глаза.

Поднявшийся ветер уносил последние клочки дыма. Под ногами фигуры, отозвавшейся на ее призыв-заклятие, лежала Мудрая.

Струи ветра избивали ее скорчившееся тело. Она с каждым ударом вжималась в плиты пола, и… и она…

Ее не стало! Остался кусок ткани, которым она повязывала голову, смятое платье. А она пропала. Над тем местом, где только что корчилась женщина, когтистая лапа навечно сжала новую игрушку.

– Ее власть… – смутно сквозь завывания ветра долетел ко мне голос Гиллан. – Ее власть рухнула и обратилась против нее. Ей конец!

– Да будет так!

Этот голос тоже был мне знаком. Магус отошел от женщин и следил за нами взглядом, в котором осталось немного здравого рассудка.