— В комнату мисс Орринкурт? — уточнил Аллейн.

Глаза Томаса вновь заблестели.

— Именно. А вы как догадались? Там оказались Полин, Милли и Десси. Должен сказать вам, — осторожно продолжал Томас, — что в Анкретоне у Сони нечто вроде апартаментов, рядом с папиными, — для удобства. Названий у них нет, потому что папа уже исчерпал имена всех знаменитых актрис. Так что он просто велел приколотить к дверям дощечку с именем «Орринкурт», что по-настоящему всех обозлило, ибо Соня, кто бы там ни пытался возражать, актриса очень посредственная. Честно говоря, вообще не актриса. Полное, можно сказать, ничтожество.

— Итак, вы застали своих сестер и миссис Генри Анкред в этих апартаментах?

— Да, должен сказать, что апартаменты расположены в башне. Вроде той, где жила ваша жена, только выше, потому что архитектор, построивший Анкретон, был склонен к эксцентрике. Там, наверху, у Сони была спальня, ванная и, этажом ниже, будуар. Спальня особенно оригинальная, с низкой дверью и ступенями, ведущими на чердак, где находится нечто вроде кладовки. Ну вот, порылись-порылись они в этой кладовке, и в одном из Сониных саквояжей Десси нашла крысиную отраву. На ярлыке так и написано. Каково?!

— Ну и дальше что?

— Да ничего хорошего! — сердито бросил Томас. — Они заставили меня взять ее. Держи, говорят, у себя, будет вещественным доказательством, если понадобится. Седрик с особенным тщанием подошел к делу. Начитался, понимаешь, детективов, даже взял у меня носовой платок и завернул в него банку. В общем, если хотите взглянуть, она у меня здесь, в Лондоне.

— Думаю, она нам понадобится. — Аллейн бросил взгляд на Фокса. Тот пробурчал нечто обозначающее согласие. — Если вам это удобно, мистер Анкред, Фокс или я заскочили бы к вам и взяли эту штуковину.

— Надеюсь, я найду ее, — мрачно вымолвил Томас.

— Найдете?

— Да видите ли, всегда не на то место вещи кладешь. Только на днях…

Томас в очередной раз впал в задумчивость, и Аллейн никак не мог придумать способ ее нарушить.

— Знаете, — громко заговорил Томас, — мне только что пришло в голову: когда мы все оказались у нее в комнате, я выглянул в окно. Шел дождь. И внизу, где-то вдалеке, словно из Ноева ковчега выплыла, тащилась по дороге двуколка, и Соня, в своем меховом пальто, помахивала, как это свойственно только ей, вожжами. Подумать только, если верить Полин и Десси, Седрику и Милли, это ехала убийца папа.

— Но вы-то не верите? — сказал Аллейн и отложил в сторону все восемь анонимок. Фокс встал. Теперь он смотрел на посетителя сверху вниз, словно это был большой нераспечатанный пакет, который кто-то по рассеянности оставил в комнате.

— Я? — переспросил Томас, широко открывая глаза. — Не знаю. Да и откуда мне знать? Но вы и представить себе не можете, как от всего этого не по себе.

Комната Томаса представляла собой нечто среднее между мусорной корзиной и мастерской. Сразу бросался в глаза большой круглый стол, полностью заваленный кипами бумаги, рисунками, фотографиями, эскизами сценических декораций и костюмов, а также книгами. У окна стоял еще один стол, письменный, которым, судя по всему, не пользовались. Стены были увешаны портретами известных актеров, больше всего было портретов сэра Генри.

— Присаживайтесь, — пригласил Томас, сметая бумаги со стульев. — Так, куда бы это я мог… — Он принялся описывать круги вокруг стола, довольно рассеянно разглядывая все, что на нем лежит. — У меня был в руках чемодан, ну да, конечно, но едва я вошел в комнату, как зазвонил телефон. Прошло довольно много времени, прежде чем я решил, что надо отыскать письма и отложить в сторону, чтобы потом показать вам. И я таки нашел их. Стало быть, чемодан должен был распаковать. Помню еще, подумал: «Это ведь яд, надо быть поаккуратнее с носовым платком, на случай если…»

Томас внезапно сделал шаг к буфету и открыл его. Наружу немедленно вывалилась куча бумаг. Томас с отвращением посмотрел на них.

— Я точно помню, — начал он и, слегка приоткрыв рот, повернулся к Аллейну и Фоксу, — помню точно, что сказал себе… — Но и этой фразе было суждено остаться незаконченной, ибо в этот момент он вновь метнулся к буфету и схватил какой-то клочок бумаги. — Ну вот, а я-то обыскался. А ведь это чрезвычайно важный документ. Чек, собственно говоря.

Он сел на пол и принялся рыться в бумагах. Аллейн, озиравший все это время господствующий в комнате хаос, взял груду рисунков, из которой выпал белый сверток. Он ослабил узел наверху, и показалась окрашенная жестянка. К ней был приклеен ярлык с надписью: «Крысомор. Яд». Шрифтом помельче внизу перечислялись средства против мышьяка.

— Мистер Анкред, вот то, что вы ищете, — сказал Аллейн.

— Что? — посмотрел на него Томас. — Ах вон оно что. Я так и думал, что куда-то на стол положил.

Подошел Фокс с сумкой в руках. Аллейн, бормоча насчет рассеянности некоторых, обернул жестянку носовым платком и вытащил ее наружу.

— Не возражаете, — спросил он Томаса, — если мы заберем ее с собой? Расписку выдадим.

— Правда? — любезно улыбнулся Томас. — Огромное спасибо.

Он проследил за тем, как жестянка исчезает в сумке Фокса и, увидев, что гости собираются уходить, с трудом распрямился.

— Вы должны что-нибудь выпить, — заявил он. — У меня тут есть виски папа — надеюсь.

Аллейн и Фокс отговорили его от новых поисков. Томас сел на стул и с довольно унылым видом выслушал прощальные наставления Аллейна.

— Ну что, мистер Анкред, — сказал тот, — полагаю, мне следует со всей ясностью изложить стандартную процедуру обработки информации, подобной той, что вы нам предоставили. Перед тем как предпринять какие-либо определенные шаги, полиция проведет, что называется, «дополнительное расследование». Делается это, по возможности, незаметно, ибо ни информатор, ни полицейские не заинтересованы в том, чтобы ненароком попасть пальцем в небо. Если это расследование подтвердит подозрения в правонарушении, полиция обратится к министру внутренних дел с просьбой разрешить последующие шаги. Полагаю, вы понимаете, каковы они могут быть?

— Понимаю, что это будет какой-то кошмар, — буркнул Томас. Тут его внезапно озарило. — Слушайте, а я должен там быть?

— Да, возможно, нам придется попросить, чтобы кто-нибудь из родственников сэра Генри провел формальное опознание.

— О Господи! — с несчастным видом прошептал Томас и зажал нижнюю губу между большим и указательным пальцами. По лицу его скользнула тень сочувствия. — А что, — сказал он, — пожалуй, оно и к лучшему, что Нация не проголосовала за аббатство.

— В нашем деле, — заметил Фокс на обратном пути в Ярд, — чудными сторонами иногда оборачивается то, что называют человеческой природой. Прошу прощения, я не впервые это говорю, но факт остается фактом.