Я слушал его музыку — и поражался, сколько в ней ненависти, ужаса от безнадежности окружающего и в конечном итоге — отчаяния. Да не был ни черта этот Северин источником такого уж щенячьего энтузиазма… В чем-то он должен был быть типом довольно мрачным и жестким. К двадцати восьми, двигаясь всю сознательную жизнь против общего хода вещей, при всем своем прирожденном идеализме он не мог не сделаться порядочным мизантропом. В слишком уж страшной и отвратительной реальности ему приходилось существовать, постоянно наблюдая ее предельное и последовательное, беспощадное, уничтожающее противоречие любым идеалам…

Я перетасовал футляры взятых у Насти дисков и вздрогнул. На одном из них, на обложке, явно кустарно сделанной на цветном принтере, крупно стояло: «ФаК». Видимо, в качестве названия группы (панки, понимаешь)… Ну да, а это, надо полагать, альбом: «синдром» какой-то… парафинный… парафренный…

Я набрал Настю.

— Да, была у него одна из групп такая. Это типа аббревиатура, я уже не помню, как расшифровывалась. Дурацкое было название, бессмысленное… панковское, короче. Как, знаете, «Автоматические удовлетворители», в таком духе… Я, кстати, помню, как он эту команду собрал. Их там хорошая компания подобралась, классные ребята, все друзья. Играли вместе, квасили вместе, в пикетах каких-то участвовали… Димка всегда гордился: единомышленники, говорил… Я вроде слышала, кто-то из них потом тоже… то ли погиб… то ли несчастье какое-то с ним случилось…

Команда, как выяснилось, именовалась «Фантастические Конфабуляции» и состояла из четырех человек. На данный момент трое из них были мертвы, а один полностью парализован.

«26 марта 2004 года мой сын, Родионов Сергей Александрович, 1981 г.р., был арестован сотрудниками областного управления ФСБ и обвинен в хранении взрывчатых веществ и попытке изготовления взрывного устройства с целью совершения террористического акта. Сергей отказался признать себя виновным и заявил, что взрывчатка, якобы обнаруженная в его квартире, была подброшена при обыске сотрудниками ФСБ.

Мой сын был помещен в следственный изолятор ФСБ, где в ходе допросов его неоднократно избивали и пытали, требуя, чтобы он признал свою вину и указал в качестве своих сообщников своих друзей. Отказы сопровождались новыми избиениями.

В частности, 3 апреля на допросе его посадили на стул, завели руки за спинку и надели наручники до предела…»

Родионову, северинскому «единомышленнику», шили подготовку к теракту и участие в террористической организации. Таковой организацией, видимо, планировалось объявить городское незарегистрированное движеньице «КОМКОН» («Коммунистический контрудар» или что-то в этом духе) — несколько десятков интеллигентских детей, читателей Стругацких, ходивших на митинги в защиту пенсионеров и обклеивавших остановки левацкими листовками.

«…Его били сначала кулаком в грудь, затем сзади по шее. Потом они взяли стул и стали бить его в грудь стулом. Затем клали на почки листы плотной бумаги и били изо всей силы, зная, что следов не останется. Таким образом ему нанесли не менее десяти ударов, после чего мой сын мочился кровью…

…Сергею делали, как они это называют, „растяжку“: ноги заводили за голову. После того как он отказался подтвердить виновность своих друзей, ему надели противогаз, перекрыв доступ воздуха…»

Знаем, знаем. Это называется у ментов игриво: «слоник». На голову тебе натягивают противогаз — и пережимают шланг. И ты, скованный за спинкой стула наручниками, едва видящий через грязные окуляры бухие садистские рыла, задыхаешься в резиновом мешке, дергаешься, извиваешься, сипишь, теряешь сознание…

Ч-черт… Я помотал головой.

…Правоохранительный фольклор вообще не лишен изобретательности. Что такое, например, на их языке «интернет»? Это когда через несговорчивого подследственного пропускают ток.

«…Следователь Куликов сказал Сергею: „Не дашь показаний, мы твоей сестре (у Сергея есть несовершеннолетняя сестра) подкинем пять чеков ханки“. Он грубо угрожал, что ее тогда посадят за приобретение и хранение наркотиков и в тюрьме неоднокартно изнасилуют…»

После этого Родионов, разбив стекло головой, выпрыгнул из окна следственного кабинета (с четвертого этажа), получил при падении перелом позвоночника и остался парализованным. Мать, воспитавшая их с сестрой в одиночку, не имея денег на сиделку, уволилась с работы и проводила теперь все время с полутрупом сына.

Я так и не смог себя заставить пойти к ним. Но выяснил, что Родионова писала бесчисленные жалобы — сначала в официальные инстанции, а когда отчаялась добиться от них хоть какой-то реакции, в наш региональный правозащитный центр (с тем же, понятно, успехом). Там-то мне и дали их почитать.

Известно, что левые молодежные организации у нас «прессуют» зверски. За малейшие провинности лепят терроризм и дают максимальные сроки. Бесконечная история с нацболами еще более-менее на слуху, но кто помнит пацанов и девчонок из маленьких безвестных левых партий, которых десятками сгноили на зоне фактически ни за что?..

Да и без всякой политики… Я сидел в тесной захламленной комнатке в конце коридора какого-то полумертвого сельскохозяйственного НИИ (это и был весь «правозащитный центр»), листая истошные письма, заведомо бесполезные жалобы, оставшиеся без последствий обращения, — и чувствовал, как меня потихоньку начинает трясти.

«…Там меня посадили на стул, протянули листок бумаги и предложили написать явку с повинной по факту карманной кражи, которой я не совершал. Я отказался, что привело их в злобное настроение, и меня сразу же поставили на растяжку ног возле стены… Когда оперуполномоченный Черяков пнул мне промеж ног со всего размаху, я от боли упал на пол и сильно закричал. Черяков подошел ко мне, взял рядом стоящий стул без спинки и, перевернув его, поставил мне на голову и начал на нем прыгать…»

По словам правозащитной тетки, которая дала мне эту пачку, только в процессе следствия в России пытают не меньше трети подозреваемых — то есть по нескольку десятков тысяч человек…

«…На мои неоднократные просьбы прекратить избиение сына мне отказывали. Когда я сообщила, что у моего сына в височных частях мозга имеются гематомы, майор Гуржиев стал избивать его дубинкой по голове. Он же надевал на моего сына противогаз, перекрывая воздух, и брызгал ему в лицо из баллончика с лаком. Врачи из УТЦ 354/49 установили, что у моего сына после пыток Гуржиевым обожжены легкие, и предложили ему 2-ю группу инвалидности…»

Вот так и живем. Вот такая, на хрен, страна.

«…Затем мне завязали рот, Козлов принес из кабинета напротив гантелю весом 32 кг и, снова закрыв дверь, начал кидать ее с небольшого расстояния мне на живот. Этого я уже не выдержал и сказал, что сделаю все, как они скажут…»[3]

— Я помню его, этого Лешу, — Настя покусала нижнюю губу. — Он, по-моему, самый молодой из них был. Симпатичный такой пацан. На ударных играл.