а как по-другому, если катание с горки доставляет столько удовольствия, что забываешь обо всём на свете. А впереди ещё все каникулы и Новый год. И гостинец от бабушки…

— Девушка, вы что тут? Вас так поразила наша ёлка? Она нам и самим нравится. А вы уже полчаса стоите вместе с коробкой. Доставка, что ли? Так проходите в дом, тяжело же.

Я и правда почувствовала, как устали руки, и опустила ношу на землю. Рядом стоял молодой человек с глазами моего мужа, исаевскими. Я сразу поняла, кто это. И, почему-то, заревела, сама собой, не стесняясь и не пытаясь остановить поток слёз.

Из дома летел Мишка.

— Лиза, что с тобой? Что случилось, Борька?

— Да не знаю. А это наша Лиза? — Удивлённый парень чувствовал себя не в своей тарелке. — Я же не знал. Такая молоденькая, маленькая, худенькая.

При словах «наша Лиза» водопад усилился, добавив ещё и вой.

— Успокойся, девочка моя. — Мой дорогой и любимый загрёб меня, прижимая и целуя. — Всё, всё, а то слёзы превратятся в льдинки, а ты превратишься в снежную королеву. Лизонька, придётся тебе взять себя в руки, иначе сюрприз, приготовленный детьми, не удастся, и они расстроятся. Пошли в баньку. Борька, домой. Ты никого не видел. О, кей?

Подхватив коробку и меня, Исаев, впрочем, как всегда, «в лёгкой и непринуждённой манере передвижения», как будто и не было ничего в его руках, домчал до небольшого сруба. Не успела закрыться дверь, как он развернул меня к себе лицом и впился в губы, одновременно раздевая, и обнимая, и успокаивая. Прерываясь только чтобы глотнуть воздуха, он нашёптывал слова любви, опять захватывая своими горячими, нетерпеливыми губами меня всю, целиком, ведь моя душа и тело отвечали ему каждой клеточкой.

— Миша…

— Ничего не говори, любимая моя, родная, единственная. Мне без тебя не жить. — И опять, и снова, как в первый раз!

В такие моменты забываешь обо всём на свете! Куда делась обида? Куда улетучился весь обычный мир, уступив место волшебным замкам и чудесным ощущениям? И как хочется, чтобы это блаженство длилось вечно…

— Лиза, почему ты молчишь? Неужели, разлюбила…

— Ты же сам сказал, не говорить ничего. — Я уже улыбалась во все тридцать два. — Так разлюбила, что ноги расставила в первую же секунду. Мишка, какой же ты вкусный, не надо никакого шоколада-мармелада, родной мой.

Он уткнулся в мою грудь и затих, посапывая и всхлипывая.

— Ты что, плачешь? — Это было настолько нереально, что я даже ущипнула себя, не сплю ли. — Миша!

Подняв повлажневшие глаза, Исаев, охватив моё лицо своими ладонями, жёсткими и нежными одновременно, окатил тёмной водой своих бездонных колодцев мою душу и сердце. Какая-то торжественность момента повисла в воздухе.

— Никогда, слышишь, никогда не бросай меня. Я без тебя слабею, превращаюсь в мальчика-одуванчика — всё равно куда дуют, если не в твою сторону. Я люблю тебя больше жизни, понимаешь?

— Даже больше бокса? — У Исаева в глазах вспыхнул трепетный огонёк. — Я шучу, чемпион. Это запрещённый приёмчик, знаю. И поэтому люблю тебя вместе с твоим чёртовым рукоприкладством.

— Мне столько всего нужно тебе сказать и показать. Но чуть позже. А сейчас нам надо разыграть небольшую сценку «Дети встречают маму». Так, я пошёл, а ты, вроде, как только приехала, за мной через пару минут. — Он опять зацепил меня своими жаркими губами, ой-ё-ё-й, я уплываю…

Не успев за этими душевными разборками спросить, что у них тут происходит, Лизонька поплелась в дом с коробкой, горящими щеками и опухшими красными губами. В гостиной царил полумрак. Я прошла, разложила подарочки и… чуть не грохнулась от взорвавшейся музыки пополам со вспыхнувшим освещением всех имеющихся в доме ламп. В гостиную влетели мои девчонки в костюмах феечек в сопровождении пажа-гусара Мишеньки Исаева, сына Гульнары.

— Мамочка, мамуля! — Вопили дети, заглушая громкую музыку. — Где ты так долго была? Мы тебя ждали, ждали!

И начались целовашки-обнимашки, раздача гостинцев, застолье и чаепитие. Дед с бабкой, счастливые, умиленно наблюдали, заранее всё подготовив и теперь только указывая порядок сменяющихся декораций. А я так устала без них, всех, моих родных, что всеми частями своего естества стала ощущать, как в меня проникает тепло любви и внимания, искреннее, по-настоящему, родное и будоражащее душу, заполняющее сердце живой водой, свежим кислородом. Как я люблю свою семью! И Мишку, самого лучшего человека на свете… И его брата, усевшегося со мной рядом, как будто мы давно знакомы, и нам есть, что сказать друг другу после небольшой разлуки. Так ощущалось…

Но вопрос с Алиной остался открытым. Эйфория первых минут встречи таяла на глазах, огонёк сомнения заползал в душу. А как уже было хорошо. Но голос Гули вернул меня в реальность, надо выяснить, наконец, что происходило в кафе.

— Привет, Елизавета! Хотя уже здоровались. — Сестра Мишки улыбалась во весь рот. — К вам гости напросились. Вернее, они ехали за мной, я не сразу поняла. Принимать будете?

— Если с миром и добром, пожалуйста! — Моя мамочка гостеприимно раскинула руки.

В гостиную вошла Элеонора, а следом и Сергеева.

— Михаил! — Голос прогремел в образовавшейся тишине, как разухабистый удар колокола. — Почему ты заставляешь себя искать? Почему не явился вовремя поздравить свою мать с юбилеем? Жён у тебя может быть сколько угодно, вон уже и четвёртая нарисовалась, а я — одна, единственная, любимая и верная своему сыну.

Мишка темнел глазами.

— На всех у тебя есть время, на своих и чужих детей, развёл тут татаро-монгольские ясли!

Гуля покатилась со смеху. У неё было прекрасное настроение, на удивление.

— Правильно, Элеонора Георгиевна! — Сквозь смешинки выдавила она. — Одна я нормальная, со своим пришла, даже трудиться не надо было. Чего бы ни жить и радоваться! Только Михаил по сей день не научился говорить женщинам «нет», синдром популярности засел глубоко: сначала девочки, потом поклонницы, фанатки. Ну и жёны. Причём, он только с Лизой научился воевать, а остальным везде у нас дорога. Даже мне. Не так ли, Исаев?

— Что ты несёшь? — Мама Элеонора взвилась, молнии и стрелы полетели в разные стороны, не щадя никого. — А ты что молчишь, очередная претендентка на моего сына?

— Мама, смею напомнить тебе, что ты не у себя дома. Я предупреждал, что сегодня приезжает моя жена. Ты не услышала, или не захотела услышать. Ничем не могу помочь! — У Михаила Исаева прорезался голос, да какой, гром среди ясного неба, мамин сын.

— Помочь? Да я забыла, что означает это слово. Ты умудрился подбросить мне свою очередную пассию, беременную, между прочим,