Зная немало о политических закулисах Булавинска, она понимала, что дело здесь не во взятке, а в том, что Новицкий каким-то образом натолкнулся на нечто, грозящее смертельной опасностью властям предержащим, и сообщил об этом нечто своему адвокату, Андрееву.

Вернувшись домой с полдороги и затаившись, Лариса стала ждать проявления инициативы от своих коллег по юридической консультации, а сама продолжала, как она любила говорить Борису, «вынюхивать».

К ее удивлению, другие адвокаты отнеслись к аресту Андреева почти равнодушно. Разумеется, она могла предположить, что у каждого из них тоже были свои причины, чтобы не бросаться на помощь, что и другие решили понаблюдать за развитием событий, подбирая факты, которые могут представить интерес при расследовании обстоятельств дела. Но так или иначе, все выжидали.

«Лида была в Москве, жена Андреева – в санатории. Их появления, что ли, мы ждали? Или надеялись на то, что Борис сам станет защищать себя?» – эти вопросы Лариса повторила в разговоре с Гордеевым.

– Наверное, мы все предполагали ваш приезд, Юрий Петрович, и посему даже не мычали, не то чтобы телиться, – наконец с желчной иронией произнесла Баскакова и предложила выпить по рюмочке ликера за успех дела.

Гордеев не отказался.

Как убедилась Лариса за время своего «вынюхивания», открытие древних мудрецов о всеобщей взаимосвязи в природе и обществе остается непоколебленным. Однако аксиома о всеобщей взаимосвязи требует еще подкрепления фактами частных связей, которые порой спрятаны поистине виртуозно и никак не хотят заявить о себе в отличие от звездного неба, которое над нашей головой, и нравственного закона внутри нас.

Рассказанная Гордееву история специфического сбора данных для избирательных кампаний была восстановлена ею, разумеется, без многих подробностей, но, по существу, достаточно точно. Но и подробности тоже были – собственно, благодаря подробностям, Лариса Матвеевна и узнала о несколько странной работе общества «Стабильность».

Ее пригласили адвокатом по одному делу по статье 112 УК. Обвиняемый – сантехник, как гласили материалы, находясь в состоянии алкогольного опьянения, беспричинно нанес телесные повреждения средней тяжести, не опасные для жизни, коменданту общежития номер пять политехнического института. Однако это привело к частичному расстройству здоровья потерпевшей.

Обвиняемый, поначалу глухо молчавший, как будто с ним говорила не адвокатесса, а прокурор, в какой-то момент все же сорвался.

– Эх, – воскликнул он, – да рази ж я б ее поучил, ежели б не знал, что она с них деньги берет!

И затем рассказал следующее.

Некоторое время назад в общежитии стала работать организация под названием «Стабильность», трое симпатичных, как сказал сантехник, ребят: парень и две девушки. С утра до вечера записывали они желающих получить работу с хорошим окладом. Естественно, что и сантехник тоже записался. После работы «ребята» запирали дверь и уходили.

Правда, однажды задержались двое – парень и одна из девушек. Эту задержку сантехник объяснил просто и без какого-либо возмущения: «Может, им поцеловаться покрепче захотелось, дело молодое. Ведь у нас в городе особо не разгуляешься! В кафе пойти дорого, да там и не поцелуешься, в парке где-нибудь сейчас холодно, а по подъездам торчать тоже не каждый сможет!»

Комендантша это уединение заметила и стала колотить в запертую дверь. Несколько смутившаяся молодежь вышла, а комендант продолжала на них кричать.

Все это сантехник, занимавшийся в это время починкой подтекавшей коридорной батареи, видел. Проштрафившийся парень (девушка мигом убежала) убедил наконец комендантшу пройти в ее кабинет и «договориться» там. И, как видно, договорился, ибо вскоре покинул кабинет вполне спокойным. Нетрудно было догадаться, что там произошло, ибо следом вошедший сантехник застал комендантшу застегивающей свое большое портмоне и прячущей его в сумку. Она немного растерялась, но сантехник, как он сказал, не стал «заострять вопрос», а повел речь о злополучной батарее.

Прошло некоторое время. «Стабильность» из общежития уже съехала. Однажды из Усть-Басаргина за каким-то делом прикатил на грузовике тамошний дальний родственник сантехника со своей подружкой, как поняла Лариса, существовавшей у того наряду с законной женой. Решение дела затянулось, к тому же родственники на радостях выпили, и тем самым вопрос о возвращении в ночь отпал. Появляться родственнику с подружкой дома у сантехника было никак нельзя, и последний повел их в общежитие, надеясь договориться с комендантшей. Ладом вопрос решить ему не удалось, а в ответ на прямой вопрос «За сколько поселишь?» комендантша начала кричать. Тут-то отчаявшийся сантехник, разгоряченный спиртным и позором в глазах подружки, и нанес начальнице – в стремлении заставить ее замолчать – «телесные повреждения», которые «причинили средней тяжести вред здоровью, не повлекший серьезных последствий для потерпевшей».

При этом, показав достаточно здравое понимание основ юриспруденции, сантехник, которого комендантша немедленно сдала милиции и следом обратилась в поликлинику «для снятия побоев», отказывался каким-либо образом поднимать в суде вопрос о взятке и об условиях квартирования «Стабильности» в общежитии. «Я ничего не докажу, – говорил он. – Не пойман – не вор. Тем паче она женщина».

В этом пустяковом, мелком деле Ларису насторожило то, что, когда она пыталась при встрече с комендантшей найти какой-то всех устраивавший компромисс, громогласная домоуправительница вздрагивала и бледнела, только услышав слово «Стабильность». Это показалось Баскаковой интересным, и через своих людей в городском финансовом управлении она смогла выяснить, что, разумеется, официально никакой аренды комнаты никакой «Стабильностью» не проходило. И это было бы еще ничего, но тут выяснилось, что фантомная «Стабильность» объявлялась не только во втузгородке… Словом, когда любящий справедливость сантехник получил – усилиями Ларисы – всего полтора года условно и вернулся к своей привычной повседневности: общежитским засоренным унитазам и разбитым раковинам, она уже знала об истории со «Стабильностью» несколько больше, чем хотелось бы, например, Елизову.

Теперь она обсуждала свои полученные знания – не только о трудоустроительной организации – с Гордеевым, пытаясь найти здесь не всеобщие, а те самые прямые, этого времени и этого места, связи, которые и организуют в итоге мир, в котором мы живем.

– Но все же, – спросил Гордеев, – кто использовал эти голоса для своей политической карьеры? Кто от вас депутат Государственной Думы?

– Вопрос не только в Москве, Юрий Петрович, – печально улыбнулась Баскакова. – Вы это понимаете не хуже меня. Москва тоже сильно зависит от России, от того, как здесь и повсюду в глубинке развертывается эта наша постперестройка. А что касается собранных голосов, дело здесь обстоит несколько тоньше: не «кто-то» собрал и использовал эти голоса для себя, а другие «кто-то» собирали эти голоса, одновременно думая, кому они могут понадобиться.

– Так-так, – оживился Гордеев. – Кое-что начинаю себе представлять, но, с вашего позволения, пока что оставлю свои догадки при себе. Думаю, что у вас, в отличие от меня, есть в связи с этим вполне реальные сведения.