Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Песня звучит в момент, когда затравленный герой, уйдя от погони, попадает в шумный, заполненный толпой, курортный городок. Он идёт по улице, пытаясь слиться с толпой, стать таким же, как все, раствориться, исчезнуть…
— …Вниманию встречающих! Прибыл автобус Чернигов-Харьков. Повторяю. Вниманию встречающих…
Хорошо, когда встречают. Даже когда понимаешь, что не дите малое, не красная девица, не президент республики Буркина-Фасо. И к чему? Обычное дело — поехал, вернулся. Не на южный полюс, не на десять лет…
Вышел Алёша из автобуса, сумку на плечо закинул, поглядел в серое небо. Опять тучи! И тут не везёт. Уезжал — солнышко, вернулся…
Вернулся. Автовокзал, в воздухе — привычный бензиновый дух, народ уже расходится, кто к стоянке такси, кто к метро. Кому-то букет орхидей вручили, у кого-то чемодан из рук взяли…
Оглянулся Алексей Лебедев, просто так, на всякий случай. Не встречают? Не встречают. А на что, интересно, надеялся, ждал чего? Господина Усольцева на личном «Мерседесе»? Почётный караул Десанта?
…Варю?
Отставной демократ Лебедев пристроил сумку поудобнее, шагнул по грязному асфальту. Чего уж там! Уехал, вернулся, всего и проблем!
Домой Алёша ездить не очень любил. Не слишком далеко, и мама все время зовёт, скучает. А все равно не нравилось. Приедешь — и словно в Прошлом оказываешься. Знакомая с детства комната, книжный шкаф, проигрыватель «Аккорд-стерео», отцовский. Только не то это Прошлое, в которое с помощью уэллсовской Time Machine попадаешь. Не Уэллс — Стивен Кинг с его лангольерами. Жизнь ушла, и ты ушёл, остались старые декорации, пыль, гнилые креветки в холодильнике. Пиво не шипит, спички не горят…
Мать давно приглашала, звала, Алёша же все откладывал, не ехал. Теперь собрался — и пожалел. Почти сразу, как отца пьяного в коридоре увидел. А мама…Что мама? Не поможешь, даже не присоветуешь. Пытается не плакать, весёлой выглядеть…
Ударила тяжёлая сумка о бок (мама три банки варенья в последний момент положила), дёрнул Алексей локтем, наткнулся на что-то непонятное. Да, конечно! Газета, киевские «Ведомости», в дорогу купил, чтобы скучалось меньше.
Выкинуть?
— Молодой человек, так и будете стоять? Вы мешаете!..
— А? Извините…
* * *
Газета за время пути изучена досконально. Делать было нечего, думать — не думалось, даже о бинауральных ритмах и прожекторах в чёрном небе. Отчего же не почитать, будущему историку не без пользы. На истфаке учили анализировать прессу, не современную, правда — советскую. Важный исторический источник, мимо не пройдёшь. Ничего сложного, не при демократии, слава богу, жили. Берёшь «Правду» или, допустим, «Красную Звезду», смотришь, вначале на какой полосе материал. Если на первой — одно, на третьей — иное совсем. Потом шрифт, размер заголовка, подпись. Азбука, в общем. Это у демократов ни порядка, ни системы. На первой полосе выборы пополам с дурной рекламой, и на второй тоже самое, и на третьей. Коалиции, жалобы в Центризбирком, выступления по городам и весям, скандалы, компромат, компромуть…
Тоска!
Про сгоревшую аптеку на третьей странице напечатали. Так себе заметочка, размеров невеликих. Название, словно из советских времён, никакое: «Происшествие». У Остапа Бендера ярче получилось. «Попал под лошадь» — экспрессия!
Двое в аптеке на Костомаровской живьём сгорели. Девушка двадцати двух лет, провизорша — и «неизвестный мужчина лет тридцати». Журналюга ушлым оказался. Для кого неизвестный, кому очень даже знакомый. Старший лейтенант милиции Сергей Гаврилович П-ко. То ли Петренко, то ли Писаренко, невелика разница.
Девушка сразу сгорела, насмерть, мужчине помучаться довелось. В 4-й неотложке до утра полежал, в сознание не приходя — и только тогда преставился. Отбыл — к богу своему милицейскому.
Пресс-центр МВД насчёт «П-ко» промолчал. То ли был такой, то ли нет. Насчёт самого факта высказался кратко: идёт, мол, расследование. Наиболее очевидная версия — неисправность электропроводки. Они, провизорша и неизвестный, видать, проводку вдвоём и чинили.
Хмыкнул товарищ Север, такое прочитав. Чинили, как же! Вечером поздним, в полной темноте… Нашли, дураки, место и время! Все планы поломали. Трупы — дело необходимое и очень наглядное, но не с них начинать следовало. Сами виноваты, блудодеи!
Про наркотики, само собой, ни слова, ни намёка.
Проанализировал товарищ Север ситуацию и в целом доволен остался. Грешны служивые по уши, если шума не поднимают. Работника милиции, словно свинью, осмолили, а начальство даже вой для приличия не подняло. Искать будут, ищут уже, но тихо потому как… Боятся? Конечно, боятся! Значит, самое время продолжить.
Интересно, этого «П-ко» бетоном заливали?
Послушал Алёша кровожадного товарища Севера, удивился. Ни страха, ни жалости. Ментовский бог с этим «П-ко» — и кол осиновый в дорогу. Но провизорше посочувствовать можно. Вдруг она не от хорошей жизни с наркотой связалась — и со старшим лейтенантом заодно? Варя тоже…
Товарищ Север упрёку не внял, даже не стал лишний раз заметку пересматривать, чтобы запомнить имя-фамилию заживо сгоревшей. Зачем? Не свечку же в ближайшей церкви ставить. Делала, небось, минет прямо на рабочем месте, увлеклась, не заметила, как ночь настала. Старательная была, подстилка ментовская!
И её — в бетон!
Алёше мысли такие не слишком понравились. Черт знает как далеко ушёл товарищ Север от демократических принципов! Жизнь человека — она, знаете ли, священна. Оноприенко-живорез пять десятков душ невинных погубил, а казнить не моги — корми за счёт налогоплательщиков, телевизор цветной в камеру ставь. Потому что европейским путём движемся, а для европейцев жизнь убийцы — высшая ценность. Убийца — он не Караджич какой-то, не Милошевич, к нему с пониманием подходить следует. А что товарищ Север предлагает? Оноприенко, любимое дитя демократия — тоже напалмом? В рот залить, дать окурком зажевать? А как же Совет Европы?
В рот окурок — и прямая трансляция на Страсбург!
Не одобрил Алексей подобные злодейства, осудил. И заметка надоесть успела. Правда, остальное тоже не слишком интересно. Десант с милицией подрался, на «Отечество и Порядок» в суд подали… У них что, других новостей нет? Ага, во Львове свой Десант создали — движение «Опир». Парад провели возле памятника Шевченко, где раньше Ленин стоял. «Опир» — Сопротивление? Интересно, кому?
Что Десант, что «Опир» — какая разница? Одним миром заляпаны!
В урну газету? В урну!
* * *
— Варвару Охрименко, пожалуйста… Да, я подожду. Варя? Варя, это я… Да, сегодня приехал, домой ездил… Извини, я не знал, что занята. Я тебе очень видеть хочу, очень! Варя, не бросай трубку! Варя!..
Исполняет Борис Гребенщиков.