Она открыла секретер и вытащила оттуда календарь.

— Так, секундочку, — сказала она. — Это было в пятницу, на прошлой неделе, верно. Мы мыли окна. И утром он там еще стоял, а вечером и на следующий день его уже не было. Да, верно. С тех пор я его не видела, я точно это знаю.

Мартин Бек опустил бинокль и посмотрел на Колльберга. Им не требовался календарь для того, чтобы вспомнить, что произошло в прошлую пятницу.

— Так значит, девятого, — сказал Колльберг.

— Совершенно верно. Выпьете еще кофе?

— Нет, большое спасибо, — сказал Мартин Бек.

— Ну хоть самую капельку.

— Нет, действительно нет, большое спасибо.

Однако она уже снова налила в чашки кофе и тяжело опустилась на диван. Колльберг присел на краешек кресла и быстро запихнул в рот целую булочку с миндалем.

— Он всегда был один — этот человек? — спросил Мартин Бек.

— Да. По крайней мере я никогда больше никого не видела. Иногда мне даже было его немного жаль. В квартире всегда темно, а если он не стоит на балконе, то просиживает у окна в кухне. Это, наверное, когда идет дождь. И я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь приходил к нему в гости. Да вы сидите, сидите и, если это не тайна, скажите, что с ним случилось. Вот видите, вам ведь помогло то, что я позвонила.

Мартин Бек и Колльберг уже допили кофе и стояли перед ней.

— Большое вам спасибо, фру Андерсон, вы в самом деле очень любезны. До свидания, до свидания, нет, нет, не нужно провожать, мы сами найдем выход.

И они быстро исчезли в прихожей.

Когда они вышли из дома, Колльберг направился в сторону пешеходного перехода метрах в тридцати, но Мартин Бек схватил его за рукав, и они оба перебежали на противоположную сторону улицы, прямо к дому напротив.

Мартин Бек взобрался на третий этаж пешком, Колльберг поднялся лифтом. Они встретились перед дверью и внимательно осмотрели ее. Обыкновенная коричневая деревянная дверь, открывающаяся наружу. Патентованный замок, латунный щиток на щели для писем и газет, тусклая белая табличка с черными буквами «И. Франсон». В квартире было тихо и спокойно. Колльберг приложил правое ухо к двери и прислушался. Потом опустился на правое колено на каменный пол, осторожно, на несколько сантиметров, приподнял щиток низко расположенной щели для писем и снова прислушался. Потом так же неслышно, как и поднял, опустил щиток. Поднялся и покачал головой.

Мартин Бек пожал плечами, вытянул правую руку и позвонил. Ничего. Звонок, очевидно, не работал. Он тихо постучал в дверь костяшками пальцев. Никакого результата. Колльберг заколотил в дверь кулаком. Ничего не произошло.

Самостоятельно дверь они открывать не стали. Спустились на пол-этажа и тихими голосами обменялись несколькими фразами. Потом Колльберг ушел уладить необходимые формальности и вызвать специалиста. Мартин Бек остался стоять на лестнице и пристально смотрел на дверь.

Не прошло и четверти часа, как Колльберг вернулся вместе со специалистом. Тот со знанием дела осмотрел дверь, встал на колени и засунул в почтовую щель какое-то длинное уродливое устройство. Дверь была только на защелке, и в течение всего лишь тридцати секунд ему удалось ухватиться изнутри за ручку, повернуть ее и приоткрыть дверь на несколько сантиметров. Мартин Бек отодвинул его в сторону, просунул в щель указательный палец левой руки и потянул дверь. Несмазанные петли заскрипели.

Перед ними была прихожая с двумя открытыми дверями. Левая дверь вела в кухню, а правая — в комнату, очевидно, единственную. За входной дверью лежала куча почты, главным образом, газет, рекламных листовок и брошюрок. Дверь в туалет находилась слева, у самой входной двери.

Не было слышно ничего, кроме шума транспорта, доносящегося со Свеавеген

Мартин Бек и Колльберг осторожно переступили через кучу почты на полу и заглянули в кухню. В ее дальнем конце у окна, выходящего на улицу, стоял кухонный уголок.

Колльберг приоткрыл дверь в туалет, а Мартин Бек вошел в комнату. Прямо перед ним находилась балконная дверь, а справа наискосок у себя за спиной он обнаружил еще одну дверь. Оказалось, что это дверь встроенного гардероба. Колльберг сказал несколько слов специалисту по замкам, закрыл дверь в коридор и вошел в комнату.

— Очевидно, его нет дома, — сказал он.

— Вижу, — сказал Мартин Бек.

Они принялись систематически, но очень осторожно, чтобы ничего зря не задеть, осматривать квартиру.

Окна, одно в комнате и одно в кухне, выходили на улицу и были закрыты. Балконная дверь тоже. Воздух в квартире был спертый, чувствовалось, что ее давно не проветривали.

Квартиру никак нельзя было назвать разоренной или запущенной, но тем не менее она была какой-то блеклой и очень плохо обставленной. Здесь было всего три предмета мебели, незастланная постель с обтрепанным красным стеганым одеялом, очень грязной простыней и пододеяльником, столик у изголовья и низкий комод у стены. На полу лежал линолеум, однако ковер на полу, а также занавески на окнах отсутствовали. На столике, который, очевидно, использовали в качестве ночной тумбочки, были коробок спичек, тарелка и один номер газеты, издающейся в крае Смоланд. По тому, как она была сложена, было видно, что ее кто-то читал. На тарелке лежало немного сигаретного пепла, семь обгоревших спичек и несколько маленьких шариков из смятой сигаретной бумаги.

Колльберг осмотрел предметы на столике и сказал:

— Очевидно, он сохраняет окурки, а потом докуривает их в трубке.

Мартин Бек кивнул.

На балкон они не стали выходить, лишь посмотрели туда через запертую дверь. Балкон был с решетчатым металлическим ограждением с перегородками из гофрированного оцинкованного железа по бокам. Там стоял убогий, когда-то лакированный садовый столик и складной стул, потертый и выцветший.

В гардеробе висели довольно приличный темно-синий костюм, потрепанное зимнее пальто и единственные коричневые вельветовые брюки. На полке лежали меховая барашковая шапка и шерстяной шарф. На полу стояли один черный полуботинок и пара совершенно стоптанных коричневых ботинок, приблизительно сорокового размера.

— Маленькие ноги, — сказал Колльберг. — Любопытно, куда подевался второй полуботинок.

Вскоре они обнаружили его в шкафчике для тряпок и веников. Им показалось, что он чем-то измазан, однако там было плохо видно, а трогать его они не хотели и поэтому удовлетворились тем, что около минуты с задумчивым видом смотрели в шкафчик.

В кухне тоже было много интересного. На газовой плите лежал большой коробок спичек и стояла кастрюля с остатками какой-то еды. Она была похожа на полностью засохшую и протухшую кашу из овсяных хлопьев. На столе стоял эмалированный кофейник и грязная чашка с тонким слоем гущи на дне. Сухой, как трут. Кроме того, здесь была еще одна глубокая тарелка и жестяная банка с молотым кофе. У другой стены стоял холодильник и два шкафчика с раздвижными дверцами. Они все открывали. В холодильнике обнаружили начатую пачку маргарина, два яйца и кусок колбасы, такой старой, что кожура была полностью покрыта плесенью.