Первоначально позиция России в отношении Греческой революции не отличалась от позиции других ведущих европейских держав. Однако летом 1821 г. ход событий побудил Александра I внести определенные изменения в свои подходы к греческим делам. В марте-апреле 1821 г. Порта обрушила на греческое население массовые репрессии и казни, жертвами которых стали многие духовные лица, в том числе константинопольский патриарх Григорий V. Эти действия турецких властей серьезно задевали интересы и престиж России, традиционно выступавшей в роли покровителя православного населения Балкан. Кроме того, нарушение Портой свободы торгового судоходства через Проливы наносило большой ущерб российской черноморской торговле. 6 (18) июля 1812 г. российский посланник в Константинополе Г. А. Строганов вручил ноту Порте. В ней подтверждалось осуждение восстания греков и в то же время содержалось требование выполнять условия русско-турецких договоров, прекратить преследования мирного греческого населения и восстановить права православной церкви в Османской империи. В ноте указывалось, что если Порта не выполнит эти требования, то «тем самым она делает законным право на самозащиту греков, которые станут тогда сражаться единственно ради спасения от неизбежной гибели, и что, принимая во внимание характер такой борьбы, Россия будет считать своей святой обязанностью предоставить им убежище, поскольку они будут подвергаться гонениям, оказать им покровительство, ибо она имеет на это право, а также вместе со всем христианским миром предоставить им помощь, ибо она не может отдать своих единоверцев на произвол тех, кто ослеплен фанатизмом»[318]. После отказа Порты удовлетворить требования России, представленные в ультимативной форме, русско-турецкие отношения были разорваны. Однако русско-турецкая война, которую многие считали неизбежной, в тот период не разразилась (русско-турецкие отношения были восстановлены в 1824 г.). Свою роль сыграли здесь и военная неподготовленность России, и решительное противодействие Великобритании и Австрии, выступивших единым фронтом против изменения status quo в Юго-Восточной Европе. Однако непреклонная решимость греческого народа добиться своего освобождения свидетельствовала о необратимости изменений в международной обстановке, которые произошли после начала Греческой революции. Осознание этого факта привело к определенным изменениям в политике Великобритании в греческом вопросе, которые обычно связываются с именем Джорджа Каннинга, занявшего в 1822 г. пост государственного секретаря по иностранным делам. В марте 1823 г. Англия признала греческих повстанцев воюющей стороной, и в феврале следующего года греческому правительству был предоставлен британский заем[319].

Несомненно, что на политику британского и других западноевропейских правительств в греческом вопросе оказывало воздействие широкое филэллинское движение, развернувшееся в их странах. Во многих городах Западной Европы и США возникли филэллинские комитеты, в печати велась активная кампания в защиту греческого дела, производился сбор средств в пользу сражающейся Греции, сотни добровольцев устремились на помощь греческим повстанцам[320]. Огромное сочувствие вызвало восстание греков и в России, хотя в условиях самодержавного строя филэллинское движение не могло развиваться здесь в таких формах, как в странах с более свободным политическим укладом. Большой отклик нашли в различных общественных слоях официально разрешенные подписки в пользу беженцев из Османской империи и жертв репрессий Порты. Только на содержание беженцев в Одессе поступило 1 149 224 руб. пожертвований, по большей части от малоимущих слоев населения[321]. Декабристы и близкие к ним прогрессивные деятели выступали за войну против Османской империи, видя в ней наиболее эффективное средство помощи борющейся Греции[322]. Но и многие высшие офицеры, видные дипломаты и даже некоторые министры, чуждые каких-либо либеральных настроений и видевшие в восстании греков лишь «борьбу христианского народа против мусульманского ига», считали, что Россия должна поддержать его. Так, влиятельный и близкий к царю министр духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицын высказал в 1821 г. мнение, что осуждение Россией выступления А. Ипсиланти является отходом от традиций российской политики. По его словам, «на протяжении более чем столетия греки получали помощь, покровительство, им внушали надежду освободиться от ига Оттоманской Порты, и поэтому даже в том трудном положении, в котором они находятся сейчас, эта надежда поможет их усилиям, несмотря на все сделанные заявления о неучастии в их восстании»[323].

Вынужденное в определенной мере считаться с общественным мнением и встревоженное ростом английского влияния в Греции в ущерб русскому, царское правительство выступило с планом урегулирования греческого вопроса. В январе 1824 г. петербургский кабинет разослал правительствам великих держав «Мемуар об умиротворении Греции». Он предусматривал образование на греческой территории трех автономных княжеств с сохранением над ними верховной власти султана, выражавшейся в основном в получении с княжеств ежегодной дани. План этот стал предметом обсуждения конференции по греческому вопросу представителей России, Австрии, Пруссии и Франции, проходившей в Петербурге в 1824–1825 гг. Однако это не дало положительных результатов[324]. Недовольство петербургского кабинета противодействием других европейских кабинетов его усилиям по «умиротворению Греции» проявилось в стремлении к единоличным действиям. В Лондоне с тревогой следили за новыми тенденциями в российской политике, при этом и в Лондоне, и в Санкт-Петербурге были обеспокоены известиями об ухудшении военного положения греческих повстанцев. Султану Махмуду II удалось вовлечь в борьбу своего египетского вассала Мухаммеда Али. Высадившаяся в феврале 1825 г. в Морее египетская армия Ибрахимпаши подчинила почти весь полуостров и приступила к осаде Месолонги – основного опорного пункта повстанцев. Новые элементы в ситуации Греции и вокруг нее создавали почву для поисков путей взаимодействия и компромисса со стороны России и Великобритании. 23 марта (4 апреля) 1826 г. в Петербурге герцогом Веллингтоном и уполномоченными российского правительства К. В. Нессельроде и Х. А. Ливеном был подписан русско-английский протокол о совместных действиях с целью «умиротворения Греции». Россия и Англия провозглашали свое намерение добиваться прекращения вооруженной борьбы между турками и греками на условии предоставления последним автономии, при сохранении верховной власти Порты и уплате ей точно фиксированной дани. Грекам обеспечивались свобода религии и торговли и самостоятельное внутреннее управление. В целом автономные права, предоставляемые грекам Петербургским протоколом, были шире тех, которые предусматривал российский «Мемуар об умиротворении Греции» 1824 г.[325] Франция, имевшая серьезные интересы на Ближнем Востоке, решила присоединиться к Петербургскому протоколу. Подписанный 6 июля 1827 г. в Лондоне трехсторонний договор в основном повторял положения С.-Петербургского протокола. Особую же важность Лондонскому договору придавала включенная в него по настоянию российской дипломатии секретная статья, предусматривавшая, что в случае, если одна из сторон – турки или греки – откажется в месячный срок согласиться на перемирие, предложенное в ст. I открытого договора, то «высокие державы действительно применят совместно все свои средства для ее исполнения, не принимая, однако, участия во враждебных действиях между обеими воюющими сторонами»[326].

Лондонский договор 1827 г., предусматривавший предоставление грекам широкой автономии и создававший благоприятные внешние предпосылки для успешного завершения Греческой революции,