Он увидел перед собой палубу и бак громадного судна, на которых теснились лебёдки, грузчики, матросы и солдаты. Повсюду были сложены припасы, тюки быстро бросали в трюм через тёмные провалы грузовых люков.

Нижний край днища царапнул по палубе. Крики, заполошная активность, и теблор почувствовал, как днище опять чуть поднимается, покачивается и вновь опускается, только на этот раз Карса услышал и почувствовал, как доски ударились о грот-мачту. Сквозь цепи пропустили канаты, чтобы удержать всю конструкцию на месте. Затем рабочие отступили, разглядывая Карсу.

Тот улыбнулся.

Сбоку прозвучал голос Торвальда:

— Да, улыбочка страшноватая, но он не опасен, уверяю вас. Беспокоиться не о чем, если, конечно, вы не суеверны…

Послышался громкий хруст, и тело Торвальда Нома распласталось перед Карсой. Кровь хлестала из разбитого носа даруджийца. Он глупо моргал, но даже не пытался подняться. Над Торвальдом навис крупный человек. Не слишком высокий, но широкий в плечах, с синеватой кожей. Он с гневом уставился на главаря разбойников, затем оглядел безмолвное кольцо матросов вокруг.

— Это называется «нож воткнуть и провернуть», — прорычал незнакомец по-малазански. — И он всех вас поймал на крючок! — Затем он обернулся и вновь присмотрелся к Торвальду Ному. — Ещё раз такое устроишь, заключённый, и я прослежу, чтоб тебе язык отрезали и прибили к мачте. А если вы с великаном начнёте чудить, прикую тебя к доске с другой стороны и обоих выброшу за борт. Кивни, если понял.

Вытирая кровь с лица, Торвальд Ном яростно закивал. Тогда синекожий перевёл жёсткий взгляд на Карсу.

— Улыбочку сотри с рожи, а то её нож поцелует, — сказал человек. — Чтобы есть, губы тебе не нужны, а остальным рудокопам вообще наплевать.

Безмятежная улыбка Карсы не дрогнула. Лицо незнакомца потемнело:

— Ты меня слышал…

Торвальд нерешительно поднял руку:

— Капитан! Сэр! Он вас не понимает — он умом тронулся.

— Босун!

— Сэр!

— Заткни этого ублюдка.

— Есть, капитан.

Нижнюю часть лица Карсы быстро обвязали просоленной тряпкой, так что стало тяжело дышать.

— Да не задушите же его, кретины!

— Есть, сэр.

Узлы ослабили, тряпку спустили пониже носа. Капитан развернулся на каблуках:

— А вы все что тут забыли, клянусь Маэлем?!

Рабочие разбежались, капитан тоже ушёл, тяжело печатая шаг, и Торвальд медленно поднялся на ноги.

— Прости, Карса, — пробормотал он разбитыми губами. — Я как-нибудь устрою, чтоб с тебя её сняли, обещаю. Увы, придётся повозиться. И когда снимут, друг мой, умоляю, не улыбайся больше…

— Зачем ты пришёл ко мне, Карса Орлонг, сын Синига, внук Палька?

Одна сущность — и ещё шесть. Лица будто высечены в скале, едва видны за туманным маревом. Одно — и ещё шесть.

— Я пред тобой, Уругал, — проговорил Карса, и эта истина самого его поставила в тупик.

— Отнюдь. Ты здесь лишь душой, Карса Орлонг. Ибо она бежала из своей смертной темницы.

— Значит, я подвёл тебя, Уругал.

— Подвёл. Да. Ты оставил нас, и ныне мы должны оставить тебя. Должны найти другого, более сильного. Того, кто не сдаётся. Не бежит. Мы верили в тебя, Карса Орлонг, и ошиблись.

Марево сгустилось, в нём время от времени возникали проблески тусклых цветов. Теблор вдруг обнаружил, что стоит на вершине холма, который рассыпается прямо у него под ногами. От запястий Карсы тянулись во все стороны, вниз по склонам, цепи — сотни цепей уходили в разноцветную мглу, и он чувствовал движение на конце каждой из них. Взглянув вниз, урид увидел под ногами кости. Теблорские. Нижеземские. Весь холм был сложен из костей.

Вдруг цепи обвисли.

Движение во мгле, что-то приближается — со всех сторон.

Карсу обуял ужас.

Рядом показались трупы, многие — безголовые. Цепи, которыми жуткие создания были прикованы к Карсе, уходили в огромные дыры на груди. Усохшие руки с длинными ногтями потянулись к теблору. То и дело оступаясь на костяных склонах, мертвецы начали карабкаться наверх.

Карса напрягся, хотел бежать, но он был окружён со всех сторон. Даже кости под ногами словно вцепились в него, сжались на лодыжках смертельной хваткой.

Шипение, многоголосый шёпот рвётся из гниющих глоток:

— Веди нас, предводитель…

Карса закричал.

— Веди нас, предводитель.

Подбираются всё ближе, тянут руки вверх, хватают воздух…

Мертвецкая ладонь сомкнулась на его лодыжке.

Карса резко откинул голову и с громким хрустом ударился затылком о доски. Судорожно вздохнул, но воздух оцарапал глотку, словно песок, так что теблор начал задыхаться. Распахнув глаза, он увидел перед собой плавно покачивающуюся палубу, неподвижные фигуры, все глаза устремлены на Карсу.

Он закашлялся под тряпкой, каждый заполошный вдох огнём горел в лёгких. Горло словно раздирали когти, и урид внезапно осознал, что, видимо, долго кричал. Так долго, что мускулы свело судорогой и они перекрыли ход воздуха в трахею.

Он умирал.

На краю сознания зашептал голос: «Что ж, может, мы и не покинем тебя. Дыши, Карса Орлонг. Если, конечно, не хочешь вновь встретиться со своими мертвецами… Дыши!»

Кто-то сорвал тряпку с его рта. Холодный воздух затопил лёгкие.

Слезящимися глазами Карса посмотрел на Торвальда Нома. Даруджийца было трудно узнать — так потемнела его кожа, так спуталась и отросла борода. Чтобы добраться до тряпки, ему пришлось вскарабкаться наверх по цепям, которыми приковали урида к днищу повозки, а теперь Торвальд выкрикивал неразборчивые слова — теблор их толком не слышал — на замерших, поражённых ужасом малазанцев.

В этот момент Карса наконец увидел небо прямо по курсу корабля. Там, среди штормовых облаков, блистали разноцветные вспышки, спиралями вытекали из разрывов, похожих на огромные открытые раны. Штормовой фронт — если, конечно, это и вправду был шторм — охватил всё небо впереди. А затем теблор заметил цепи — они с треском рассекали тучи, громом рокотали на горизонте. Сотни цепей — невероятно огромных, чёрных — резали воздух, выбрасывая алую пыль, крест-накрест расчерчивали небо. Душу урида наполнил ужас.

Ветра не было. Паруса безвольно обвисли. Судно покачивалось на ленивых, покатых волнах. А шторм приближался.

Подошёл моряк с оловянной кружкой, протянул её Торвальду, и даруджиец поднёс воду к растрескавшимся, покрытым струпьями губам Карсы. Солоноватая жидкость потекла в глотку, словно жгучая кислота. Карса отвернулся от кружки.

Торвальд всё говорил, теперь уже тише, и смысл его слов постепенно стал понятен теблору.