— Двадцать четыре.

— Степан Денисович, вы роман дочитали? — глава ГРУ тянется к папке, начинает ее пролистывать.

— Да. Оторваться не мог — подмигнул мне Мезенцев.

— Ладно — Семичастный резким движением тушит сигарету — Никаких доступов в архив мы тебе, конечно, не дадим. Не дорос еще. Но с публикацией поможем. Степан Денисович подписочку, все-равно, надо будет оформить. Петр Иванович, я считаю, что надо будет организовать воспитательную беседу с Асей Жуковой…

Ивашутин согласно кивнул, Мезенцев лишь вздохнул.

— Пойдем ко мне, Алексей, займемся бумагами.

В дверях кинул прощальный взгляд на Семичастного. По правде сказать не самый плохой глава спецслужб. Если бы не заговор… Нет, маховик истории уже запущен, обратной дороги нет. Извини, Владимир Ефимович, но ты сам выбрал свой путь.

— И вот что еще — внезапно проскрипел Ивашутин — Название поменяй. Город должен жить! Так будет лучше.

Нельзя разрешать садиться себе на голову.

— Идея хорошая, но вообще-то роман уже по ТВ проанонсирован. В старом названии.

Генерал лишь машет рукой.

Попрощавшись, выхожу из кабинета. Подхожу к секретарскому окну с массивными портьерами. Заходящее солнце ярко освещало фигуру Дзержинского. Первый глава советских спецслужб стоял спиной к Лубянке. «Знатоки» толковали это с символической точки зрения — Феликс был обижен на коллег. Не так он себе представлял будущее ВЧК.

— Пойдем, писатель — ко мне присоединился озабоченный чем-то Мезенцев — Устроил ты нам «пожар». Инструкции как действовать нет, никто из замов Семичастного ответственность брать не хочет. Тот тоже решил сначала с… министерством обороны посоветоваться. А вдруг еще какие старые истории всплывут, писатели или журналисты подхватят… Надо быть готовыми. А еще лучше — это ты правильно им сказал — действовать на опережение.

Мы прошли в кабинет Мезенцева. Он был очень похож на рабочее место Семичастного. Только телефонов поменьше, карта завешена специальной шторкой. Кроме Дзержинского еще и портрет Ленина на стене.

Быстро оформив все документы, я аккуратно проговорил историю с Литвиновым. Мезенецев покачал головой, но обещал подумать. Записал себе в отрывной календарь на завтра позвонить Федину и в издательство Советский писатель. Ускорить процесс.

— Я поинтересовался у коллег. Пришли, так сказать, отзывы на твой вечерний концерт в МГУ — Мезенцев побарабанил пальцами по столу.

— В каком смысле отзывы?? — удивился я.

— Да есть люди, отписываются — туманно ответил генерал.

— Стукачи что ли?

— Информаторы!

— Ну допустим. И о чем же они информируют?

— Стихи у тебя правильные, идеологически выдержанные. Самые лестные характеристики.

— Спасибо, конечно — растерялся я — А зачем вы мне об этом говорите?

— Не хочешь у нас выступить?

Неожиданное предложение. Мезенцев явно обо мне забоится, прокладывает «дорожку» к Семичастному. Раз засветил, другой, а потом «бурильщики», заметив успех Города, подкинут «вкусную» историю про какого-нибудь Штирлица. Ведь прототипом того же Исаева был вполне реальный человек — Вилли Леман, гауптштурмфюрер СС, сотрудник IV отдела РСХА. Леман, страстный игрок на скачках, просадил кучу денег. Был завербован в 1929 году советской разведкой, сотрудник которой ссудил ему марок после проигрыша. А затем Вилли предложил поставлять секретные сведения за хорошую плату. Носил оперативный псевдоним «Брайтенбах».

— Разве можно постороннему человеку секретных людей в зале рассматривать? Да еще со сцены? — удивился я.

— А подписки ты зачем давал? — засмеялся Мезенцев — Все. Коготок увяз, птичке конец! Обязан хранить тайну и точка. Потом совсем секретных из ПГУ и не будет.

Я тяжело вздохнул. «Не зная броду — не суйся в воду». Это про меня.

— Ладно, я согласен.

— А чтобы ты так тяжело не вздыхал — вот тебе премия — Мезенцев кинул на стол связку ключей — В общаге тебе теперь будет неудобно. Поживешь пока на Таганке.

Заботится. Правильно я его отшил с деньгами. Ставки то поднялись.

— Разве можно меня на конспиративную квартиру??

— Да что ты заладил — можно, нельзя… — разозлился генерал — Тут я решаю, что можно, а что нельзя. Никаких секретных агентов и операций там не было. Так что тебя не побеспокоят.

— Тогда спасибо, конечно — я прибрал ключи в карман — Разрешите идти, товарищ генерал?

Я по-уставному встал, прижал руки к брюкам.

Мезенцев оттаял, улыбнулся — Давай. Сейчас тебя проводят на выход.

* * *

— Любопытный парень — Ивашутин пересел за переговорный стол, вынул из портфеля папку — Доступ в архивы ему подавай… Не подводка ли это, Владимир Ефимович?

— Проверили как могли, Петр Иванович — Семичастный достал из шкафа термос, две чашки — Я Мезенцеву не доверяю, запросил во 2-м главке информацию по Русину. На него, кстати, приличная папка скопилась еще со времен службы в погранвойсках. И 3-е управление проводило проверку по публикациям в Боевом листке, есть рапорты по инциденту с планером… Чайку?

— Да, пожалуй. Это тот, на турецкой границе?

— Да, црушники несколько лет назад забрасывали агента. Необычным способом. Жалко, Русин его убил. Интересная контригра могла бы получится…

Семичастный разлил чай, переставил на переговорный стол вазу с печеньем и сахарницу.

— Ну медаль он, похоже, заслужил — Ивашутин подул в кружку — Чаек цейлонский?

— Да, коллеги привезли — председатель КГБ отпил чаю, закрыл глаза — Так что слишком сложно для подводки. Просто совпадение, что Русин вышел на «Грушу».

— Как и у самой группы «Груши». Два побега из гестапо подряд, вербовка Хартмана… Прокололись мы тогда, арестовав их. Перестраховались.

Ивашутин тяжело вздохнул.

— Это не ваша вина, Петр Иванович — Семичастный отставил кружку — Дуболомы Абакумова постарались.

— Ладно — Ивашутин допил чай — Что мы ходим вокруг да около?? Русин этот, Груша… Не о том говорим. Мы же для другого тут собрались.

Семичастный тоже вздохнул, положил свою папку красного цвета на стол.

— Дыра у нас, Петр Иванович. Причем огромная!

— Согласен.

Мужчины открыли одновременно папки. Начали внимательно читать.

— Я по-прежнему ничего не понимаю — пожал плечами Семичастный — Наклеенные буквы из Правды, короткая информация о тайниках с шифроблакнотами и Миноксами…

— Мы, кстати, у Полякова провели негласный обыск — не сразу, но все нашли. Пришлось даже рентген мебели делать.

Ивашутин мрачно побарабанил похоронный марш пальцами по столу.