Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай вернемся чуть-чуть назад, – предложила я своим самым добрым голосом. Мол, мне ты можешь рассказать все, я ведь скульптор. – Фиалка, по каким-то причинам ты потребляла инсулин. Разве инсулин «потребляют»? – задумалась я вслух. – Впрочем, давайте от бесплодных разговоров о терминологии перейдем к более насущному вопросу: Фиалка, какого хрена ты вообще ширялась этой дрянью?
– Инсулин не вводят в вену, – чуть ли не радостно воскликнула Фиалка. – Все гораздо проще. Дозы отмерены в маленьких ампулах, которые выписывают диабетикам. Инсулин вводят внутримышечно, это совершенно не больно.
– По-моему, мы немного отошли от сценария, – заметила я. – Мне все-таки хотелось бы выяснить причины твоего пристрастия к инсулину. Я уверена, что они у тебя были. Ты не показалась мне человеком с причудами…
– Хотела избавиться от лишнего веса! – сказала Фиалка так, будто ничего проще не было. Она оживилась. – Инсулин повышает уровень метаболизма, разрушает углеводы и жиры гораздо быстрее, чем это делает организм, – объяснила она с видом новообращенного сайентолога, вещающего о странных принципах своей организации. – Ты можешь есть все, что нравится, а потом сделать укол. В одной ампуле содержится необходимая доза, поэтому передозировка невозможна.
– Если только не вколоть в себя три ампулы подряд, – заметила я, вспомнив об иглах, валявшихся у стола Филипа.
– Зачем он это сделал? – простонала Фиалка, возвращаясь из ласкового мира диетических секретов в жестокую реальность. – Я не понимаю…
Ее голос звучал неестественно. Я внимательно посмотрела на нее. Осознав, что передозировка входила в планы Кэнтли, Фиалка была искренне потрясена, но не очень удивлена. Видимо, у нее имелись какие-то догадки.
– Фиалка, – медленно сказала я, – мне кажется, ты знаешь, почему Филип покончил с собой.
– Сэм! – сердито вскрикнула Софи. – Прекрати! Зачем ты на нее давишь?
– Так или иначе, правда всплывет наружу, – ответила я. – Полицейские умеют допрашивать. Они все из нее вытянут. Фиалке не мешает попрактиковаться перед встречей с полицией. Кроме того, по-моему, я и так знаю, в чем дело.
– Ты уверена, что полиции нужно это знать? – спросила Фиалка, бледнея.
Я пожала плечами:
– А тебе какая разница? Филип мертв. И ничего не может с тобой сделать. Почему бы тебе не поделиться с нами своими соображениями?
Фиалка кивнула. Она была мертвенно-бледна.
– В чем дело? – ревниво спросила Софи. Ей не нравилось, что мы с Фиалкой так долго переговариваемся поверх ее головы. – О чем вы?
Мы с Фиалкой переглянулись.
– Фиалка считает, – просто сказала я. – что Филип Кэнтли убил ту девушку, труп которой мы нашли в погребе. Ширли Лоуэлл.
Софи обмерла.
– О господи, – прошептала она. – О господи. Ее всю трясло. Похоже, с ней вот-вот случится сердечный приступ. Признаться, я не ожидала такой реакции. Кем в конце концов был для Софи Филип Кэнтли? Она заплакала.
– Он мог бы убить тебя! – сказала она сквозь слезы. – Он мог бы и тебя убить! О Фиалка, если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы никогда себе не простила – я бы убила его, если бы он хоть пальцем тебя тронул. О боже, это невозможно, я просто не…
Софи вытянула руку и, прежде чем Фиалка успела ее остановить, дернула за шарф на шее актрисы. Шарф сдвинулся – чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы мы увидели синяки над нежной ключицей. Софи забилась в неистовых рыданиях:
– Посмотри, что он с тобой сделал, подонок! Если бы он был жив, я бы сама его убила!
В дверь постучали. Софи вздрогнула; Фиалка быстро прикрыла шею и вжалась в диван, запрокинув голову, как Грета Гарбо перед расстрелом в «Мате Хари»[70]. Я же вполне обыденным тоном осведомилась:
– Кто там?
Ведь должен кто-то из нас осмысленно отреагировать на стук.
– Хьюго. – В дверь просунулась голова. – Полиция приехала. Они хотят поговорить с Фиалкой, если ей лучше.
На то, чтобы справиться с последовавшей бурей чувств, ушло примерно четверть часа.
– То есть ты считаешь, что он покончил с собой? – спросил Хоукинс.
– Понятия не имею. Я его почти не знала. Пару раз он рыкнул на меня, когда мы столкнулись в коридоре, – вот на таком уровне мы и общались. Он на всех рычал, не только на меня. В последнее время Филип был очень нервным – после того как нашли тело в погребе. Причем, обрати внимание, никто не понимал почему.
– Это лишь гипотеза, – отметил Хоукинс. – Даже несмотря на заявление Фиалки Трэнтер. Черт возьми, говорят, что всякий, кто знакомится с актерами в реальной жизни, разочаровывается. О ней этого не скажешь. Половина нашего участка выстроилась в очередь, чтобы взглянуть на Фиалку.
– Ты, полагаю, тоже своего не упустил, – сухо сказала я. – Дело-то ведешь не ты.
– Ну, может, разок и посмотрел, – признался Хоукинс. – Маленькая такая.
– Трудно заподозрить ее в том, что она задушила человека, – согласилась я. – А вот воткнуть иглу с инсулином в любовника – это раз плюнуть. Филип Кэнтли ведь не оставил записки, так? Я ничего не видела у него на столе.
Хоукинс покачал головой:
– Они и в его компьютере посмотрели на тот случай, если он там что-нибудь оставил. Сейчас так довольно часто делают. Но ничего не нашли. Филип Кэнтли обедал с агентом, уже проверили. Возможно, за едой они изрядно поддали. Кэнтли мог напиться и, вернувшись в театр, ширнуться… Честно говоря, ничего глупее этой версии я не слыхал. Не хотелось бы мне рассказывать такие истории в суде. Трудно объяснить подобный идиотизм. По одной из гипотез, Кэнтли, решив, что перестарался с обедом, по пьяни подумал, что одного укола будет недостаточно и догнал еще парочкой. Звучит не очень правдоподобно.
Я скептически смотрела на него:
– Фиалка утверждает, что Филип был очень дисциплинированным. Трудно представить, что он способен на подобную глупость.
– Согласен. Значит, либо это самоубийство, либо кто-то его убил.
– Самоубийство, потому что он убил Ширли Лоуэлл и понял, что полиция догадалась?
– У нас не было никаких доказательств его причастности к смерти этой девушки. И до сих пор нет, кроме того, что, будучи художественным руководителем театра, именно Филип общался со всеми кандидатками. Ну, и есть еще заявление Фиалки Трэнтер о том, что Филип Кэнтли любил рискованные постельные игры и несколько раз до смерти напугал ее. Вряд ли это можно назвать задержанием с поличным. И Филип должен был это понимать. Три года – слишком долгий срок, чтобы можно было собрать доказательства. Говорили, что у Ширли Лоуэлл появился новый приятель, но никто не знает, кто именно, или все притворяются, что не знают. Версия о суициде казалась настолько очевидной, что никто особо не ставил ее под сомнение. Она была поклонницей «Мэник Стрит Причерз» и очень переживала, когда их гитарист Ричи якобы покончил с собой. Они нашли ее машину в том же месте, где он оставил свою. В магнитофоне была кассета с записью «Маньяков». Все знали, что у Ширли депрессия.