Изабелла уже освоилась во Франции. Она устроила двор, где ее фрейлины говорили по-немецки и распоряжался ее единственный брат Людвиг Баварский; королева чувствовала себя очень комфортно. Она выдавала замуж своих приближенных женщин, щедро снабжая их золотом.

В начале следующего 1388 г. было официально объявлено, что королева Изабелла снова беременна. Чтобы обеспечить будущего ребёнка, специальным указом был введён новый налог – «пояс королевы», принесший около четырех тысяч ливров. Французы ворчали, но давали денежки. Может быть, этот налог стал первым взносом в копилку недовольства королевой-иностранкой. Изабелла осталась в Париже в замке Сент-Уан, в то время как король продолжал развлекаться охотой в окрестностях Жизора.

Но напрасно герцоги Анжуйский и Беррийский надеялись, что его занимают только охота и развлечения. 3 ноября 1388 г. Карл VI на заседании Королевского совета выступил с заявлением, которого никто не мог ожидать от этого юноши, который в кругу семьи считался достаточно легкомысленным. Он заявил, что, не будучи более ребёнком, принимает власть на себя. Ряд историков считает, что отстранение от власти дядюшек-герцогов – дело рук Людовик Туреньского. Но не следует забывать, что Людовику только-только исполнилось семнадцать лет; прислушивался ли к мнению младшего брата 20-летний Карл?

Герцоги были удалены из совета, их требования компенсировать затраты по управлению страной остались без внимания. Оба герцога уехали в свои владения, по всей видимости, спокойно, однако на следующий день неожиданно скончался кардинал Лаонский, который, как считалось, вместе с Людовиком подвигнул короля к этому шагу. В том, что его смерть была результатом отравления, не сомневался никто. Единственным из прежних советников остался герцог Бурбонский, дядя короля с материнской стороны. Из парламента и органов управления сторонники удаленных герцогов были изгнаны.

Но герцог Бургундский не потерял своего влияния. Людовик не смог добиться его смещения. Поэтому он, по-видимому, заключил с дядей договор, согласно которому вся внешняя политика Франции определялась им самим, а внутриполитические дела являлись прерогативой Филиппа Смелого. Это утверждение повторяется во всех исторических изысканиях как непреложная истина, но верно ли оно? Да, брат правящего короля и его дядя имели равное значение в королевстве, но следует учитывать огромную разницу в возрасте…

На фоне этой фракционной борьбы власть постепенно сосредоточилась в руках другой придворной партии, получившей название «мармузеты» («малыши»). Так презрительно звала новых советников знать, имея в виду их скромное происхождение. Это были главным образом оставшиеся не у дел сотрудники Карла V, мечтавшие вернуться к методам правления покойного короля. Для пресечения коррупции основные государственные должности впредь должны были замещаться лицами, избранными Королевским советом. В ходе поездки короля в Лангедок в конце 1389 г. мармузеты выявили ряд чудовищных финансовых злоупотреблений, имевших место в наместничество Жана Беррийского. Карл VI не склонен был оставлять без последствий прегрешения дяди. Немилость короля к знатнейшим вельможам страны, приближение людей толковых, но незнатных вызвало необычайный энтузиазм в народе; Карл получил прозвище Bien aime – Любимый[13].

Были частично отменены введенные во времена регентства налоги, Парижу возвратили его древние привилегии; купеческим прево Парижа был назначен будущий биограф короля епископ Жювеналь дез Юрсе. Этот многосторонне развитый человек приложил все силы, чтобы восстановить речной флот, установил спокойствие в стране и постепенно привел экономику Франции в более устойчивое состояние.

В это время вопрос о притязаниях английских королей на престол Франции еще не был окончательно урегулирован. Война истощала обе страны; оба короля искали мира. Этому способствовала взаимная симпатия, которая возникла между Карлом VI и Ричардом II.

С Англией было заключено трехлетнее перемирие. Развязав себе руки в отношении заморского соседа, английский король намеревался обрести абсолютную власть над знатью и парламентом. Дать мир своей измученной стране желал и французский суверен.

Постепенно прежние беды стали забываться – во всех невзгодах народ винил жадность и неразборчивость принцев. Сам король, казалось, достиг всего, о чем можно было желать. Он правил процветающей страной, был счастлив в семейной жизни и «превосходил всех мужчин в королевстве – высокий, крепко сбитый, кровь с молоком, с ярким, проницательным взглядом и шапкой светлых волос. Среди придворных никто не мог соперничать с ним в стрельбе из лука или метании дротика. Он был добр и прост в обращении и не отказывал в аудиенции никому, даже самым незнатным из народа, многих помнил по имени и никогда не забывал оказанных ему услуг. Бывало, он гневался, но никогда не проявлял несправедливости, помня, как веско звучит любое слово, сказанное принцем, и как может осчастливить или повергнуть в отчаяние подданного один его взгляд».

Король и королева старались как можно чаще бывать вместе, а в разлуке постоянно переписывались – Карл беспокоился о состоянии здоровья жены. 14 июня 1388 г. в десять часов утра родилась девочка, названная Жанной. Это было не совсем то, на что надеялась Франция, да и прожил ребенок всего два года, но молодые супруги были уверены, что небеса пошлют им еще много прекрасных детей.

Действительно, в мае 1389 г. во время церемонии посвящения в рыцари королевских кузенов – Людовика и Карла Анжуйских – королева уже была на четвёртом месяце беременности. В этот раз она переносила своё положение неожиданно тяжело. Празднества продолжались в течение шести дней; мистерии сменялись турнирами, турниры – религиозными церемониями. Во время этих увеселений произошло нечто, что бенедиктинский монах из Сен-Дени Мишель Пентуан назвал «позором прелюбодеяния», повлекшим за собой много бед. Он не указал никаких имен, а официальные источники по понятным причинам об этом не заикнулись. Однако можно предположить, что речь шла о Маргарите Баварской, супруге старшего сына герцога Бургундии Жана Неверского, и о брате короля Людовике Туреньском.

Людовик, единственный родной брат короля, получил воспитание благодаря своему гувернеру Филиппу де Мезьеру. Оставшемуся в девять лет круглым сиротой принцу тот заменил и мать, и отца. Этот весьма просвещенный для своего времени человек стремился передать любимому питомцу все знания, которыми владел сам. В результате Людовик оказался самым образованным членом семьи и единственным, кто понимал классическую латынь. Преобладающими интересами Мезьера были волхвование и чародейство – к этому он тоже сумел приохотить воспитанника. Принц увлекался оккультизмом, был в курсе некоторых колдовских приемов, часто в его окружении замечали чернокнижников и магов. На его груди постоянно висел мешочек с толчеными костями повешенного, а на руке красовался перстень, который держал во рту во время пытки подозреваемый. Он приобрел репутацию «верного служителя Венеры», а его власть над женщинами считалась сродни колдовской. Он грешил легко, без угрызений совести. Предполагали, что благодаря волшебной силе талисманов дамы теряют способность сопротивляться любовным чарам их хозяина.