Ей было уже пора. Всё было, как нужно. Время пришло.

Мои средства оправдывают мои цели. Теперь мы все в безопасности. Если хоть один член моей семьи пострадает, мне не придётся ждать годами, я отвечу на следующий день. И это знают все. Потому что в моих руках власть и все возможные источники информации. Я маленькая сраная песчинка в системе, я варюсь в этом дерьме, потому что так сложилось! И я в этом дерьме не утонул. Мы живы! Все живы. И мы в безопасности. Включая её и нашего сына! Она жила всё это время в безопасности. У неё даже охраны нет! Она ей ни к чему! До неё никому не было дела! Она жила полноценной жизнью, пока я не мог быть рядом!

И я хочу, чтобы они были со мной. Теперь.

Разве я не заслужил?!

Свою семью!

Свой дом!

— Мне больно. — Сопротивляется Мира, но я не отпущу.

— Я люблю тебя. — Повторяю, ткнувшись носом в её волосы.

— Я хочу, чтобы ты ушёл. — Устало бормочем она, упираясь в мою грудь ладонями. — И больше никогда не возвращался.

— Мира! — ору, хватая её за плечи и отстраняя от себя. — Я люблю тебя!

— Я не глухая. — Морщится она. — Уходи.

Трясу её, гаркая:

— Смотри на меня!

Она смотрит. Мятежно. Зло.

Я могу её подчинить. Я всё могу. Я не хочу её ломать. Никогда не хотел!

Она нужна мне настоящая!

— Пожалуйста. Блять! — рычу, снова её тряхнув. — Прости меня! Я не видел другого выхода!

— Отпусти, Марат! — кричит она в ответ, вырываясь.

— Нет…никогда… — хриплю я, теряя контроль.

— Я устала. Хочу спать. — Пытается сопротивляться она.

— Ты нужна мне. — Сжимая её плечи, выпаливаю я.

— Ты нам не нужен! — кричит она в ответ.

Закрываю глаза и считаю до пяти. Тихо и с угрозой говорю:

— Мира…прости меня, чего ты ещё хочешь?!

— Чтобы ты ушёл! Я же сказала! — рычит она.

— Хочешь, чтобы ушёл навсегда?! — ору, пугая Даура, который начинает плакать. — Этого ты хочешь?!

— Да! Я этого хочу! — сверкая глазами, чеканит она.

— Я не стану ползать на коленях. Ни перед кем. — Предупреждаю её.

— Как скажешь, — хрипло говорит она.

Её дыхание рваное, как и моё.

Хочет, чтобы я ушёл?!

Навсегда?!

Это злит меня. Бесит.

Отталкиваю её от себя и встаю. Она тут же бросается к Дауру и берёт его на руки, отворачиваясь. Он плачет, поджав обиженно губу. Она шепчет ему нежности, повернувшись ко мне спиной.

Я хочу к ним!

Я блять хочу к ним!

Я не стану ползать на коленях. Я сделал то, что должен был!

Провожу рукой по волосам и ухожу.

Пиная ёбаный снег.

Мне хочется крушить.

И я крушу.

Свою квартиру, в которой ни дня не был счастлив.

Мебель, новогоднюю ёлку. Крушу всё, до чего могу дотянуться. Моя квартира превращается в месиво. Как и мои руки. Костяшки моих пальцев кровоточат, когда сижу на диване, глядя на вечерний город. На снег, который всё никак не прекратится!

Снег…

Я опять один.

Гирлянду коротит, и она дергано мигает. По стенам и потолку пляшут разноцветные фонарики.

Этот блядский ком в горле. От него мне хочется блевать.

— Дай сюда! — гаркает Аид, пытаясь выхватить из моих рук полупустую бутылку бурбона.

— Отъебись. — Психую я, швыряя её в окно.

Моя башка, как бетонный блок. Тяжёлая и пустая. Как и мой взгляд.

— Марат! — орёт мой брат, чем бесит меня. — Что ты блять творишь?!

— Убери Кемрана. — Говорю, подняв на него глаза. Он сжимает губы, стоя надо мной. — Пусть валит из города.

— Блять, нет! — запрокидывая голову и смеясь, предупреждает Аид. — Не твори херню. Он надёжный человек.

— Мне насрать. Убери его.

Язык заплетается. Дерьмо.

— Проспись, — бросает он, уходя.

Закрываю глаза и тру их ладонями. Руки адски болят.

Мне не уснуть.

Знаю это.

Я…не хочу спать один. И не буду. Даже если придётся не спать год. Я усну только тогда, когда она будет со мной.

Мира, любимая. Почему ты такая непослушная?

— Это что, Шагал? — хрипловато ото сна спрашивает Тина, положив подбородок на моё плечо.

— Господи, ну и мазня… — с интересом тянет Фатима, а Чили обнюхивает наши ноги и пол, виляя хвостом.

Максут хрустит яблоком, прислонившись плечом к стене, одетый в спортивные штаны и белую футболку. Я же обнимаю себя руками, ежась от холода, который поселился у меня внутри. Где-то между сердцем и животом. Его там много, и я не знаю, как от этого холода избавиться. Я бы не стала выбираться из кровати, в которой живу последние два дня, но эта посылка требует моего участия.

Сейчас семь утра.

Максут впустил курьеров, он всегда просыпается раньше всех.

Смотрю на полураспакованную картину, стоящую у стены, испытывая лёгкий мандраж и…восторг. Она…такая необычная…мне хочется рассмотреть получше…

Она прибыла в деревянном коробе, набитом наполнителем. И в специальной упаковке.

Мы просто пялимся на неё, как истуканы.

У меня кружится голова, потому что я…давно не ела…

Наверное, даже не знаю…два дня?

Мне не хочется.

Привкус горечи не даёт нормально есть и пить. А глубокая опустошенность облегчает симптомы, отобрав у меня аппетит.

Я выгляжу ужасно. Как приведение. Так Фати сказала.

— Можно мне сфоткать? — спрашивает сын нашей гостьи, с восторгом разглядывая необычную картину.

— Нет! — в ужасе восклицаем мы с Тиной, хватаясь за сердца.

Ему десять и он выкладывает в интернет все, что видит. Не думаю, что кому-то следует знать о том, что здесь в доме находится картина стоимостью…

Боже, я даже не знаю, какой стоимостью…

Чёрт бы его побрал!

И что нам со всем этим делать?!

— Там ещё записка… — ворчливо замечает Максут. — Если ты её оставишь, нужно придумать, где хранить…

— Я не оставлю её. — Обрываю его, протягивая руку и отклеивая абсолютно белый квадратный конверт.

Я не оставлю её ни за что.

Отхожу к окну, хмурая и уставшая. На мне фланелевая пижама и домашние меховые туфли. В этом году невероятно холодная зима, похоже, отопление в доме для неё оказалось не совсем готово. Я плохо сплю и вообще…невозможно спать, когда голову твою разрывают миллионы мыслей. Минуту смотрю на заснеженный двор, пытаясь привести их к какому-никакому общему знаменателю.