Но он все еще медлил.

А Лашке уже закончил диалог с привратником и направился к автомобильной стоянке.

— Чего же вы! — прошипел Медик и толкнул Мартина в бок.

— Сейчас уедет, — сказал Джозеф Болл, — и тогда надо будет объясняться со сторожем у ворот, ждать, чтобы он позвонил начальнику охраны, а тот, в свою очередь, — дежурному дипломату. Вон сколько времени уйдет попусту. А русский профессор и женщина, быть может, уже в критическом положении…

— Господин! — Мартин шагнул к человеку с газетой.

— Это вы мне? — Лашке сделал вид, будто хочет открыть дверцу большого черного лимузина с красным флажком на крыле. — Слушаю вас!

— Ведь вы сотрудник русского посольства?..

— Ну-ну, что у вас? — Лашке играл настороженность, недоверие к незнакомому человеку. — Чего вы хотите? Служебные разговоры я веду там, — он указал на здание посольства. — Идите к дежурному дипломату, изложите свое дело…

— Наш друг имеет важное поручение! — Джозеф Болл выступил вперед, подобострастно поклонился “дипломату”. — Настолько важное, что оно не терпит отлагательства. — Он подтолкнул Мартина: — Говорите же, у господина нету времени ждать!

— Покажите записку! — крикнул Медик.

— Какая еще записка? — недовольно протянул Лашке. — Я тороплюсь, у меня нет времени…

Он не договорил, Мартин передал ему записку Лаврова. Лашке прочитал. Некоторое время медлил, будто раздумывал.

— Дело серьезное, — наконец сказал он. — Я должен вернуться, чтобы доложить…

— Стойте! — Медик обнял Мартина, подтолкнул его вперед. — В доме, откуда прибежал этот человек, все сидят как на иголках! Нельзя терять ни минуты времени. Где ваш автомобиль?

— Вот он, — Лашке указал на черный лимузин.

— Вы все сошли с ума! — крикнул Джозеф Болл. — Машина украшена красным флажком!.. А дом профессора обложен полицией — она сразу догадается, помешает… Как же быть? Нет ли у вас другой машины, попроще?

— Есть, — сказал Лашке. Он глядел на партнеров благодарными глазами — тот и другой отлично вели свои партии, умело подыгрывая и импровизируя. — За углом стоит мой автомобиль без флажка.

Они уже садились в машину, когда заметили оживление, возникшее у фасада посольского особняка. Туда подкатили несколько автомобилей. Из них выпрыгнули репортеры с фотоаппаратами, устремились к калитке.

Вот и еще несколько лимузинов затормозили у входа в посольский парк и высадили людей с портативными кинокамерами.

— Минуту, — сказал Лашке, вылезая из машины, — кажется, я забыл запереть свой кабинет. Обождите, только передам ключ швейцару, чтобы он сделал это за меня.

И поспешил к калитке.

— В чем дело? — спросил он у привратника. — Почему столько репортеров? Что собираются снимать эти люди?

Привратник не забыл симпатичного посетителя с газетами и сообщил ему, что начинается пресс-конференция. Но это было все, что удалось узнать Лашке.

Он заторопился к своему автомобилю — понимал, что пресс-конференция вполне может иметь отношение к делу Анны Брызгаловой. Скорее! Как бы не опоздать!..

Телефон зазвонил поздно вечером: Александра Сизова только что вернулась домой и готовилась перед сном принять душ. И вот — этот звонок. Она сняла трубку и в следующий миг вскочила с кресла.

— Какими судьбами? — закричала она, перейдя на испанский. — Приезжай ко мне, Марио! Ничего, что уже ночь, брось все и мчись сюда!

В кухне она поставила на газ воду для кофе, стала накрывать на стол.

Стоит напомнить читателю, что в канун Февральской революции гимназистка Саша Сизова[9]проникла в каторжную тюрьму, чтобы организовать побег большевику, носящему конспиративную кличку Кузьмич. В году восемнадцатом она же с риском для жизни спасла много ценностей молодому Советскому государству. Спустя полгода бандиты схватили разведчицу Сизову, вывели на расстрел. Пуля шла точно в сердце, но ударила в маленький браунинг, который Саша прятала на груди. Спас ей жизнь — вывез из бандитского логова и вылечил — испанец Энрико Гарсия, ставший затем мужем и боевым товарищем Саши. Позже, в годы второй мировой войны, они выполнили в Германии труднейшее задание советской разведки. При этом двое из маленькой группы Сизовой — Энрико и тот самый большевик Кузьмич — погибли… Она прожила жизнь, полную нелегких испытаний. Но все это было за спиной, как бы в архиве. Потому что года вышли и она уже оставила службу. Хорошая пенсия позволяла не думать о хлебе насущном. Дочь тоже твердо стояла на ногах — окончила медицинский вуз и ординатуру. В перспективе была спокойная жизнь, и безделье пока что не тяготило.

В дверь позвонили. Она отперла и оказалась в объятиях смуглого горбоносого мужчины с пышной седой шевелюрой.

— Сандра! — кричал он, целуя ее в обе щеки. — Сандра, ты все такая же молодая и красивая, самая красивая из всех женщин!

Она глядела на гостя и чувствовала, что может заплакать. Марио и его старший брат Энрико внешне мало были похожи, но все равно у них было много общего: темперамент, характер, образ мышления, взгляды на жизнь. А своего покойного мужа Александра Сизова боготворила. Нелишне прибавить, что младший Гарсия полной мерой хлебнул невзгод, но все переносил стойко, в самых критических обстоятельствах голову держал высоко, словом, и в этом был точь-в-точь как Энрико.

— Ну-ка, взгляни.

Марио протянул хозяйке книгу. На ее глянцевой обложке был изображен истощенный человек в полосатой лагерной робе.

Автором книги был он, Марио Гарсия. Сизова знала: он давно занимается литературной деятельностью, с тех пор, как был освобожден из нацистского лагеря. Но было известно и то, что рукописи Марио с резкой антифашистской направленностью не вызывали восторга у издателей его страны. И вот ему наконец повезло.

Сизова ласково провела ладонью по обложке книги.

— Марио, — сказала она, — неужели та самая повесть?

Он счастливо зажмурился.

Свою работу Марио задумал в сорок пятом году, когда вернулся из плена — не в Испанию, нет! — там и сейчас хозяйничал кровавый карлик Франциско Франко, и таким, как Марио, не нашлось бы на родине крыши над головой. Марио обосновался в столице соседнего с Испанией государства, выписал к себе мать, здесь же и похоронил ее спустя четыре года и остался один на всем белом свете, потому что в войну потерял не только единственного брата, но и свою жену, тоже сражавшуюся против фашистов и погибшую в женском нацистском лагере Равенсбрюк. Была, разумеется, Александра — Сандра, как он ее называл, жена и верная подруга Энрико, но после войны они редко виделись — больше разговаривали по международному телефону.