— Я знаю, что означает «рассеиваться», Арти. Мне, слава богу, уже не три года.

По своему долгому опыту Холли знала, что криком ни Майлса, ни Артемиса поторопить невозможно, но знала она и то, что от этого станет легче ей самой. Холли чувствовала себя опустошенной и вывалянной в грязи после того, что она сделала с одним из самых блистательных воинов своего народца. Прикрикнуть на Грязных мальчишек — именно то, что нужно ей сейчас, чтобы слегка утешиться.

— Вы двое, не могли бы вы не тормозить? Мы не можем останавливать из-за вас всю операцию. Скоро утро настанет.

— Привет, эльфочка, — махнул ей рукой Майлс. — У тебя прикольный голос. Ты не надышалась гелия? Гелий — это, между прочим, инертный одноатомный газ.

— Хорошо, он твой брат, — фыркнула Холли. — Нам нужна информация, которая сохранилась у него в голове, Артемис, а не какой-то гелий.

— Да, Холли, — кивнул Артемис. — Я работаю над этим. Майлс, что ты помнишь о посещении Гобдоу?

— Я помню все, — с гордостью ответил Майлс. — Хочешь узнать о том, как Опал планирует уничтожить человечество, или о том, как она собирается открыть второй замок?

— Мне нужно знать все, Майлс, — сказал Артемис, беря брата за руку. — Начни с самого начала.

— Я начну с самого начала, пока воспоминания не станут рассеиваться.

И Майлс рассказал им все, и говорил так, словно был лет на десять старше своего возраста. Он не отвлекался на мелочи и не спотыкался, и, казалось, ни на миг не беспокоился за свое будущее. Артемис не зря так часто повторял своему младшему брату, что ум в конечном итоге всегда побеждает, а ведь на всем белом свете не было человека умнее, чем Артемис.

К сожалению, сам Артемис после событий, произошедших за последние шесть часов, был уже не так уверен в своем собственном высказывании. А по мере того, как Майлс продолжал свой рассказ, Артемис начал подумывать о том, что даже его ума не хватит, чтобы привести к счастливому концу ту заварушку, в которой они увязли.

«Возможно, мы сумеем победить, — думал он. — Но этот конец вряд ли будет счастливым».

Хэвен-сити, Нижние уровни

Пока Фоули бежал, у него в голове еще не сложился план действий. Он твердо знал только одно: ему нужно как можно скорее оказаться рядом с Кабаллиной, и не важно, как именно он это сделает. Не важно, чего это будет стоить.

«Вот что делает любовь», — подумал он и в этот момент понял, почему Артемис похитил эльфа, чтобы добыть деньги на поиски своего отца.

«Рядом с любовью все остальное становится не имеющим значения».

Даже в этом, разваливающемся на куски мире Фоули мог думать только об одном — о Кабаллине.

«Гоблины-уголовники сходятся к нашему дому».

Опал знала, что, работая консультантом в ПП, Фоули обязательно потребует, чтобы вся доставляемая ему в дом корреспонденция проходила стандартную процедуру сканирования. Поэтому она послала красивую коробку, которая для сканеров казалась пустой, хотя на самом деле ни одна коробка не бывает пустой абсолютно. Эта коробка, например, была набита микроорганизмами, вибрировавшими с высокой частотой, производя ультразвуковой сигнал, который мешает наблюдению и буквально сводит гоблинов с ума, и они становятся готовы на все, чтобы только прекратить его.

Гоблины — тупые создания, даже лучшие из них. За все время лишь один гоблин выиграл приз на научной олимпиаде, да и тот у него отобрали, потому что этот гоблин, как оказалось, был получен в результате генетического эксперимента и сам себя записал в участники конкурса.

Ультразвуковая бомба Опал полностью подавляла у гоблинов высшие функции мозга и превращала их в хищных, изрыгающих пламя ящеров. Фоули хорошо знал об этом, поскольку предлагал в свое время ПП мини-версию ультразвуковой бомбы как средства индивидуальной защиты, отпугивающего преступников, но Совет отклонил его заявку из-за того, что такая бомба могла вызывать сильные кровотечения из носа у ее владельцев.

Восемьдесят процентов Полицейского управления было превращено в руины, уцелел лишь верхний этаж, зацепившийся за край образовавшейся ямы, как плоская улитка. Нижние этажи обрушились на расположенные ниже площадки, зарезервированные для парковки, и теперь превратились в небрежно сложенную из битых камней пирамиду, которая дымилась и искрилась. По счастью, крытый мост, ведущий к прилегающей парковке, хотя и пострадал, но не слишком сильно. Фоули пробежал по этому мосту, стараясь не смотреть на зияющие дыры, в которых можно было сломать копыто, и стараясь не слышать плачущий скрип металлических распорок, провисавших под тяжестью собственного веса.

«Не смотри вниз. Только на дальний край моста».

Когда Фоули бежал, секции моста складывались у него за спиной, и, словно отвалившиеся фортепианные клавиши, со звоном обрушивались в бездну. Автоматическая дверь на другом конце моста оказалась заклиненной скрученным куском рельса и дергалась то вперед, то назад.

Фоули хватило зазора, чтобы протиснуться сквозь дверь и, едва переводя дыхание, растянуться на полу четвертого этажа.

«Ну и ну, — подумал он. — И такие вот штуки Холли приходится проделывать каждый день?»

Слегка отдышавшись, Фоули поспешил, подгоняемый рушащимися стенами и вонью от горящих машин, через стоянку к своему фургону, припаркованному с самого края, у выезда на шоссе. Фургон был древний, потрепанный, даже не верилось, что он принадлежит кентавру, разработавшему для города столько технологических усовершенствований. Если кто-то узнавал, что фургон принадлежит Фоули, он думал, что кентавр просто замаскировал свою машину под старинную рухлядь, чтобы сбивать с толку угонщиков. Но нет, его фургон в самом деле был старинной рухлядью — это страшилище следовало бы поменять еще лет двадцать, а то и тридцать назад. Но как декораторы никогда не украшают свои дома, так и Фоули, придумавшему массу усовершенствований для автомобилей, никогда не было дела до того, на чем ездит он сам. Конечно, эта колымага каждый день доставляла Фоули неприятности — шум двигателя превышал установленные законом ограничения, а еще клаксон этого фургона любил ни с того ни с сего подавать хриплые звуковые сигналы. Но сегодня такие антикварные доходяги оказались единственными во всем городе автомобилями, оставшимися на ходу и не зависевшими, что очень важно, от существовавшей в Хэвене автоматизированной системы магнитных направляющих рельсов.

Фоули открыл бипером передние дверцы, повернулся спиной к кабине и подождал, пока эластичная сбруя не выдвинется и не пристегнет его лошадиный торс. Непрестанно пикая, сбруя обернулась вокруг кентавра, а затем утянула его в кабину.

Когда похожие на крылья жука дверцы сложились вниз, сенсоры фургона распознали присутствие Фоули и автоматически запустили двигатель. Обычно посадка в автомобиль занимает несколько секунд, однако требуется несколько больше времени, если у вас шесть конечностей и хвост, который ученые считают седьмой конечностью кентавра или, по крайней мере, придатком.