отделиться от всех и снимать комнату в Москве. Только это пустые мечты, потому что баба Элла помирать не собирается, а если помрет, то дачу заберет себе непутевый папаша. Для своей Светочки.

Верка знала твердо — она окончит школу и, хоть кровь из носу, уедет поступать в английский университет. Ни больше ни меньше. Когда станет профессоршей или графиней, она приедет обратно: погостить, себя показать и унизить всех, кто ее обижал. И, конечно, первым — отца. Потому что он у нее один оставался, а вот Верка у него оказалась не одна и даже не главная.

Верка вошла в ординаторскую. Обход еще не начинался, и Елена Борисовна сидела за одним столом с Ванечкой, Иваном Сергеевичем — завотделением. Лена диктовала, а Ванечка записывал. Они Верку сразу заметили, хоть она стояла в дверях молча, чтобы не мешать.

— Дождик еще идет? — спросил усатый Ванечка, как будто Верка выходила на пять минут. Он был совсем молодым, только что из ординатуры, но оказался мужчиной, и притом русской национальности. Поэтому его сразу сделали заведующим отделением, хотя, конечно же, и Елена Борисовна, и Салима Махмудовна были куда опытнее. Но никто не обижался, потому что Ванечка не грубил и никого не обижал.

— Дождик еще идет, — ответила Верка. — А правда, что импортные уколы привезли?

— Ты, наверное, голодная? — спросила Елена Борисовна. Может, Елена и не очень красивая, хоть фигура у нее стройная, но она такая обаятельная, что даже самые злобные старухи на нее не вопят.

— Я не голодная! — отрезала Верка.

— Садись, — предложил Ванечка. — Мне мама с собой кулебяку дала, домашнего приготовления.

Тут заглянула сестра Татьяна, и Елена попросила ее принести чаю. Так что хоть Верке и не хотелось есть, тем более за чужой счет, пришлось отведать кулебяки. Конечно, Ванечкина мама сыночку готовила вкусно.

А Елена Борисовна объяснила Верке, что есть новая вакцина, немецкая. Она недавно прошла испытания. Результаты сказочные.

— А какой курс для бабы Эллы нужен?

— Десять инъекций, — ответил Ванечка. — В сумме двести долларов, и мы ничем не можем помочь.

— Это постыдно, — сказала Елена и покраснела, будто украла эти уколы у бабы Эллы.

Верка все понимала.

— Но уколы эти есть?

— Есть. Никуда они не денутся.

— И бабе Элле они помогут?

— Почти наверняка, — сказал Ванечка.

Он тоже был расстроен. Настоящие врачи расстраиваются, когда не могут помочь.

Верка доела кулебяку и пошла в палату. Но сначала остановилась за дверью подслушать, о чем доктора будут говорить между собой. Если после окончания разговора подслушать, что будут говорить о тебе или о деле те, кто остался в комнате, можно узнать много полезного и секретного.

— Как проявляется наследственность в третьем поколении! — сказал Ванечка. — Наша Вера — буквально двойник своей бабушки.

— Я не задумывалась, — ответила Лена.

— Представь себе Эллу Юрьевну в двенадцать лет. Белобрысая, остроносая, худющая, косичка жиденькая, ресницы рыжие. Одно украшение — веснушки.

— У Эллы Юрьевны нет никаких веснушек, — сказала Елена Борисовна. — К тому же мы никогда не видели матери девочки.

— А где ее мать?

— Это трагическая история. Неужели вам еще не рассказали?

Пришлось покинуть место у двери — мимо брели ходячие больные, обязательно спросят: ты чего подслушиваешь, девочка?

Нам нужны двести баксов, рассуждала Верка по дороге в палату. У отца таких денег нет, а если были бы, подарил бы стиральную машину своей Светочке. Ах, заверещит мачеха, мне так не хватает короткого демисезонного пальто!

В палате Верка помогла бабе Элле сесть, подложила под спину подушку.

— Проверила? — спросила бабушка.

— Так точно, — сказала Верка. — Надо искать деньги. А то помру я на твоей даче.

— Ты эгоистка! — заявила баба Элла. — Ты думаешь только о своих удобствах. А то, что я загибаюсь в этой трущобе, тебя совершенно не волнует.

— А ты что, думаешь, я теперь всю жизнь буду твою козу доить?

— И будешь! Если у тебя есть хоть малая толика чувства долга!

— А что, я не бегаю к тебе каждый день? — взбесилась Верка. — Что, я не мокну, не мерзну, когда ты никому, кроме меня, не нужна?

— Тогда я покончу с собой, — пригрозила баба Элла. — И ты наконец вздохнешь свободно!

Тут уж вся палата и даже больные в коридоре услышали очередную стычку между Веркой и бабой Эллой. И надо сказать, что почти все, даже самые злобные бабки, сочувствовали Верке. Сестра Татьяна говорила так:

— Этой Верке не позавидуешь! Сущее наказание сидеть месяц на пустой, холодной даче, да еще каждый день мыть и подкармливать старую каргу. А девочка хоть и злая, но не испорченная. Ей же в школу надо. Что она, Золушка дореволюционная, что ли?

Но и Татьяна, и все сочувствующие, особенно доктора, понимали, что изменить ничего нельзя. Мать Верки погибла или пропала без вести пять лет назад, у отца новая семья, к тому же он выпивает и мало зарабатывает — ситуация тупиковая. Если Верка не пожертвует собой ради бабки, то никто старухе не поможет.

Поэтому в больнице старались Верку подкормить, даже кое-какие вещи приносили для нее из дома, а Салима Махмудовна занималась с ней математикой. Верке разрешали из больницы звонить подруге в Москву, та говорила, что задали. Верка хотела учиться.

Но народ в больнице был небогатый, даже Ванечка.

Баба Элла не собиралась с собой кончать, это была психическая атака, но она не подействовала, потому что Верка отлично знала, что баба Элла с собой кончать не станет.

Назавтра баба Элла велела получить пенсию по доверенности и купить конфеток, недорогих, но шоколадных.

— Зубная паста кончается, не забудь другие шлепанцы, почти новые, в моей комнате под кроватью, а то стыдно перед персоналом… Ты чего не записываешь?

В первые дни Верка записывала, а потом поняла, что все равно не сумеет выполнить все бабины поручения.

— Я и так запомню.

— Врешь, — сказала баба Элла, — но я не в том состоянии, чтобы приучать тебя к дисциплине.

— Ну уж конечно.

Начался обход. Верка подождала, пока Елена Борисовна бабушку посмотрит, мало ли что.

Но ничего не понадобилось. Елена сказала, что прогресс есть, но пока медленный, — «возраст, ты же понимаешь, Верочка».

Ее Верочкой тысячу лет никто не называл. И Верка подумала — вот попроси Елена что-то для нее сделать, хоть с крыши прыгнуть, — пожалуйста!

На прощание Верка снова присела у бабиной постели и тихо спросила:

— Неужели у тебя никакого загашника нет? Ну не может быть! Не такая ты.

— Зачем это тебе?

— Затем, что уколы надо делать.

— Вот лучше напиши заявление на имя министра здравоохранения, чтобы