Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соседом Дэвида по комнате с самого начала был некто Шоар кен Зхадар, нелюдимый и молчаливый хэллаэнец. На вид ему было около сорока лет, реальный же возраст так и остался для Дэвида тайной, хотя землянин по ряду косвенных признаков склонен был предполагать, что Шоару больше ста, но меньше пятисот лет. Шоар принадлежал к так называемой «городской аристократии» — его предки происходили из феодальной семьи, были младшей, боковой ветвью рода, поссорились с основными наследниками и переселились в город. Никаких владений у этой ветви кен Зхадаров давно уже не было, сохранились только фамилия и амбиции. Несмотря на скрытность Шоара, по его реакциям и отдельным фразам Дэвид потихоньку составлял психологический портрет своего соседа — не прикладывая к тому никаких специальных усилий, это происходило само собой, неизбежно, просто потому что они были вынуждены проводить бок о бок немало времени. Уже в первые месяцы у Дэвида сложилось впечатление, что Шоар готов продать душу и тело ради власти, которую здесь сулили, при том ради власти как таковой, без всяких дополнительных мотивов — сама власть, личная мощь была единственным и всепоглощающим мотивом хеллаэнца. Дэвиду люди такого рода не слишком нравились (а Шоару, в свою очередь, землянин казался слишком мягкотелым) но они были принуждены жить вместе и вынужденно смирялись с неудачным соседством. Конфликтов не было — в первые месяцы обучения тренировки слишком выматывали обоих, чтобы оставалось время и силы на что–то еще; не сговариваясь, они «поделили» комнату и с тех пор старались не заходить на «чужую» половину и не доставать друг друга бессмысленными разговорами. Позже — как и все, кто выжил в Обители — Шоар переменился. Жажда власти переросла в религиозный пыл. Фанатиками, в той или иной мере, стали все ученики, но в каждом отдельном случае на эту святую веру, вспыхивавшую в сердце новорожденного Служителя, накладывали свой отпечаток его прежние наклонности и личные свойства характера. Дэвид желал — до того, как вспомнил все (да и после возвращения воспоминаний желал столь же искренне, хотя уже и не столь всецело) — служить благому источнику из–за того, что его привлекало царство всеобщей гармонии и справедливости, которое этот источник — через своих служителей — должен был в скором времени установить. Ведь в мире объективно есть зло, боль и страдания: никто не желает их для себя, но слишком многие с легкостью причиняют зло другим. Мир — не именно Хеллаэн, а мир вообще, вся вселенная, куда входили и Темные Земли, и сателлит Терры под номером 1158А — был неправильным, в нем что–то было не так; благой источник — через мастеров Обители — обещал эту неправильность исправить, и именно это обещание, надежда на грядущее царство света и всеобщей любви «зацепили» Дэвида.
Но если землянин мечтал о грядущем мире, то его сосед грезил предстоящей войной. Его мотивы — как и в случае с Дэвидом — во многом остались теми же самыми, что и прежде, только чуть сместились акценты. Обладающие имели Силу, презирали смертных и без колебаний сметали их со своего пути — и потому в своей прежней жизни Шоар мечтал стать Обладающим. В Небесной Обители обещали дать Силу еще большую, поставить Служителей над Обладающими, сделать учеников способными убивать их так же, как они убивают смертных. Обещание такой власти вскружило Шоару голову; а позже, когда им рассказали о подмирном источнике власти, и внутренний мир учеников незаметно для них самих переменился, с неменьшей страстью Шоар стал желать сделаться орудием этой высшей воли, клинком в руке карателя, долженствующего спуститься в тленный мир для того, чтобы разрушить его и поразить всех, кто ему не покорен.
К концу обучения отношения Дэвида и Шоара несколько изменились: нельзя сказать, чтобы они стали друзьями, но появилось чувство товарищества, кроме того, всех учеников, доживших до пятого курса, крепче стальной цепи соединяла их новая святая вера. Шоару Дэвид по–прежнему казался слишком мягким, более того, его явно раздражало «либеральное» отношение землянина к некоторым Обладающим, однако он смирился с этим — так же, как старший и более суровый брат вынужденно смиряется с наивными причудами младшего. Роль «младшего брата» Дэвида в те часы и дни, когда он находился в состоянии Служителя, вполне устраивала.
В один из дней на исходе третьей зимы, проведенной в Обители, Шоар задал своему соседу вопрос — вопрос совсем простой, но, быть может, именно этот вопрос, заданный там и тогда, сыграл огромное значение во всей дальнейшей истории… и не только истории Дэвида.
— Ты уже выбрал себе цель?
Приблизительно с третьего полугодия ученикам уже не обязательно было использовать язык людей для того, чтобы понять друг друга: они все были включены в лекемплет Обители и были открыты ему и в какой–то мере — друг другу. Свои мысли и побуждения они могли передавать непосредственно, если желали этого; однако многие по привычке продолжали пользоваться обычными способами общения — ментальный контакт в таких случаях придавал как бы дополнительное измерение самым простым словами. На невербальном уровне, в вопросе Шоара содержалось очень многое: тут было и желание помочь своему «непутевому братишке», и стремление обсудить желанный итог их усилий, и еще что–то, оставленное Шоаром пока сокрытым…
— Нет. — Дэвид покачал головой. — Пока не задумывался об этом.
— Напрасно. — Шоар недобро улыбнулся. — Пора бы.
Он добавил — уже не открывая рта: неразумно действовать в одиночку. Обладающие сильны, глупо этого не замечать. Помоги мне, а я помогу тебе.
— То есть свою цель ты уже выбрал? — спросил Дэвид вслух.
Шоар кивнул:
— Да.
Несколько мгновений он еще как будто бы колебался, а затем, отбросив сомнения, показал Дэвиду выбранную цель: прикоснулся к разуму землянина и передал недавние воспоминания о своем визите в город. Дэвид увидел картинку: как будто бы он смотрел на мир глазами Шоара. Там, в воспоминаниях, Шоар находился в человеческом обличье и ни в чем не проявлял мощи будущего Служителя; он стоял сумрачной на улице хеллаэнско–го города и смотрел на женщину в белом платье…
«Это она?» — мысленно спросил Дэвид, не выпуская из фокуса внимания те образы, которые рисовала память Шоара. Он ощутил согласие. В воспоминаниях Шоара женщина находилась на противоположной стороне улицы, перед стеклянной витриной, и оживленно дискутировала с полноватым мужчиной, который держался по отношению к ней с почтительностью, даже подобострастно — из чего можно было сделать вывод, что это зависимый от нее человек. «Выследил тварь в Хо–ремоне, — сообщил Шоар. — Держит там ювелирный магазин». До этого мгновения женщина в его воспоминаниях стояла спиной к ученику, но вот она повернула голову, стал виден ее профиль — и Дэвид ее узнал.
— Почему именно ее? — спросил землянин. Ему удалось подавить чувство узнавания прежде, чем оно достигло поверхности сознания и стало доступным Шоару. Это породило бы ненужные вопросы. Дэвид закрыл свой внутренний мир, убрал все лишние чувства. Вернее даже, не убрал — ибо убирают то, что уже есть, а как раз появления чувств допустить было нельзя — сумел не позволить им появится. Осталось только холодное знание о том, кто эта особа — чистое, бескачественное знание, не находящее никакого отражения на том уровне, где его мог бы заметить Шоар.