списывает статью у редактора другой газеты, люди называют это литературным воровством…

— А вот и нет, — ответил Миша. — Если бы я списывал из одной газеты, ты была бы права. А я списываю из многих, и это уже не воровство, а сочинительство. Так сказал Костя.

Что же представлял собой этот всесильный Костя? Мальчик Костя был на несколько лет старше Миши. Он учился в шестом классе. В начале учебного года совет дружины прикрепил Костю ко второму классу «Б» для работы с малышами. Костя был первым вожатым, которого Миша видел на таком близком расстоянии от себя. А так как Костя был еще и лучшим горнистом отряда, то само собой разумеется, что не влюбиться в него было попросту нельзя. И второй «Б», конечно, влюбился. Дома и в школе только и было слышно: «Костя сказал», «Костя велел», «Костя придумал».

Фантазии у отрядного горниста было так много, что он каждый месяц потчевал мальчиков какой-нибудь новой затеей.

Стенгазета была лишь началом, а главные мечты и устремления Кости были связаны совсем с другим. Костя любил промаршировать впереди своих малышей в ярко освещенном клубном зале, подняться под звуки горна и барабана на сцену и белым стихом при поддержке детского хора поздравить собравшихся с наступающим праздником. А так как клубов в городе было много, то второй «Б» все больше и больше отрывался от таблицы умножения. Бедным мальчикам было не до нее. То они разучивали приветственное слово медицинским работникам, собирающимся в районной поликлинике на отчетный доклад месткома, то Костя заставлял их рисовать картинки в специальный альбом, который готовился для подношения намечающейся конференции управдомов.

— Ты не помнишь, как выглядела Венера Милосская? — неожиданно спрашивал Миша у отца, застыв с карандашом в руках над чистым листом альбома.

— А ты откуда знаешь про Венеру?

— Нам про нее Костя на кружке естествознания рассказывал.

— Естествознания? — удивлялся папа.

— Ну да. Как о полезном ископаемом. Костя говорил, что эту Венеру древние греки из земли раздобыли.

Трудно сказать, какое впечатление произвел бы на управдомов альбом с «древнегреческими ископаемыми», ежели бы таковой был преподнесен им. Но Венера Милосская так и осталась недорисованной. Слет управдомов был неожиданно отнесен райжилуправлением на следующий год, и Косте срочно пришлось искать второму классу «Б» новый объект для поздравлений.

Так у Мишеньки прошел год, другой. Из второго класса в третий мальчик перешел не на пятерки, а на четверки, а при переходе в следующий класс у него были уже не четверки, а тройки.

Бойких взлетов Костиной фантазии боялась вся квартира. Папа и мама с волнением ждали по вечерам Мишиного возвращения из школы. Они внимательно смотрели в глаза своему сыну, пытаясь прочесть, что нового придумал сегодня, к их родительскому несчастью, этот неугомонный отрядный горнист.

— А у меня двойка по арифметике, — доложил вчера за ужином Миша.

— Дожили, — мрачно процедил папа. — Ну, что же теперь сказал твой Костя?

— Костя велел захватить завтра в школу иголку и нитки, — как ни в чем не бывало ответил Миша.

— Зачем?

— Мы будем вышивать шелком первую главу из книги «Сын полка» писателя Катаева.

— Я, кажется, начинаю сходить с ума, — сказала мама. — Но ведь двойка-то у тебя не по вышиванию, а по арифметике?

— Не знаю. Так сказал Костя.

— Ну, нет, — заявил папа, вскакивая с места. — Говорил твой Костя, да отговорился. Хватит!

Папа, схватив пальто и шапку, побежал в школу. В школьном коридоре Мишин папа столкнулся с Костиным папой.

— Вот где первоисточник зла, — сказал Мишин папа, готовясь к атаке.

Атаку, однако, пришлось отменить. У Костиного папы был такой убитый вид, что Мишин папа забыл о своих воинственных намерениях.

— Что с вами?

— Двойка.

— Как, и у вашего тоже?

— Тоже.

И тут Мишин папа понял, что они с Костиным папой совсем не враги, а товарищи по несчастью. А раз товарищи, то им и действовать надо сообща. Придя к такому заключению, папы взяли друг друга под руки и двинулись вперед по коридору. Они не успели сделать и трех шагов, как раскрылась одна из многочисленных школьных дверей и на ее пороге показался сам Костя. Отрядный горнист, увидев грозное шествие отцов, бросился назад, в пионерскую комнату, чтобы укрыться под защитой Алика.

Старший вожатый школы Алик Беклемишев, в отличие от Миши и Кости, был уже не мальчик, а вполне зрелый двадцатидвухлетний молодой человек. В этот вечер молодой человек сидел в пионерской комнате в окружении ученического актива и вместе с активом вышивал заглавный лист книги. Время было уже позднее, и маленький Зюзя, постоянный член трех каких-то высоких комиссий, из второго класса «А», сладко зевнув, сказал:

— Я хочу домой.

— Зачем?

— Меня мама ждет.

— Ай-ай-ай, Зюзя, как нехорошо, — укоризненно сказал Алик, отрываясь от пяльцев. — Вчера тебя ждала мама, позавчера. Смотри, засосет тебя семья.

Сзади раздалось многозначительное мужское покашливание.

— Так вот, значит, кто первоисточник зла, — сказал Мишин папа, сердито глядя на Алика.

Застигнутый врасплох за отправлением несвойственных зрелым мужам вышивальных функций, Алик Беклемишев смутился и, пряча в кулаке наперсток, сказал:

— Через две недели районная конференция комсомола, и мы хотели вышить ей в подарок вот это литературное произведение.

— Литературные произведения не надо вышивать, — сказал Костин папа. — Их, молодой человек, следует читать.

— Вы, что же, против внешкольной работы учащихся? — недоуменно спросил Алик.

— Я за пятерки, — твердо ответил Мишин папа, а Костин папа добавил:

— Мы не против внешкольной работы, мы против плохих внешкольных работников, которые мешают нашим детям учиться.

Тут Костин папа вытащил своего сына из-за спины вожатого и сказал:

— А ну, марш домой готовить уроки!

Папа сказал эту фразу строго, давая понять не только своему сыну, но и всем другим мальчикам, что принятое им решение окончательное и никакому обжалованию не подлежит.

1948 г.

Диамара

Чертеж был сделан безукоризненно. Точно, аккуратно. И тем не менее профессор не поставил Диамаре зачета. Он недоверчиво посмотрел на студентку и спросил:

— Вам кто помогал, папа?

— Ни-ни. Я сама, — ответила Диамара.

— Сами? Вы же не умели и не любили чертить.

— Это было раньше, а сейчас, профессор, я из-за вашего предмета даже с подругами перессорилась. Они приглашают меня в гости, на танцы, а я из дому ни шагу. Сижу целыми вечерами и черчу.

— Ой ли?

— Честное комсомольское. Вы такой добрый, что я решила не огорчать вас больше плохими отметками.

Профессор смутился, покраснел.

«Теперь все, — сказала про себя Диамара. — Раз старик клюнул на лесть, значит, мой чертеж проскочит».

Радость была преждевременной. Профессор оказался не так