— Прошло не так много времени, как ты покинула Ристол.

Игнэс усмехнулась. Хэварту показалось, что он снова попал в кошмар, от которого, думал, что уже избавился.

— Благодаря тебе.

— Ты снова начинаешь? Зачем ты приехала?

Опускаться на диван Хэварт не хотел, как и приглашать девушку располагаться. Он хочет знать, что она скажет. Что знает. И пусть убирается прочь. И так же знал, что за это она потребует свою цену, не будь она эрн Ларси. Всё это напоминало болото, из которого чем больше он пытался выкарабкаться, тем сильнее его утягивало на дно.

— Знаешь, я ведь переступила через свою гордость и приехала к тебе, чтобы помочь, несмотря на то, что ты выставил меня.

— Я не сомневался в твоей бескорыстности, — прозвучало неоднозначно, но Игнэс приняла его слова ровно в той мере, в которой меряет свои поступки сама, и усмехнулась ещё шире.

Наверное, ему следовало говорить более сдержанно и не так остро, но это было невозможно.

Она прошла вперёд, незаметно приближаясь, закатные лучи, что лились в окна потоком, играли бликами в её волосах, погружая в мягкий свет, и от этого взгляд её казался глубоким и проникновенным, почти искренним. Но он ей не верил, ни одному слову, жесту, взгляду. Вся она соткана из лжи и лицемерия. Хотя положительные стороны тоже имела — с ней было легко. Ровно до того времени, пока эта иллюзия не рушилась.

— Я не настолько плоха, как ты придумал себе, — она сощурила глаза, вглядываясь едко, — как быстро ты забываешь обо всём хорошем! Но ладно, не будем ворошить прошлое и открывать заново раны, — выпалила горячо Игнэс, приподнимая острый подбородок. Наконец, хоть одно разумное решение. — Будем считать, что я хочу помочь тебе из старой дружбы.

Хэварт в сомнении приподнял бровь, не поверив своему слуху.

— И я закрою глаза на то что ты взял в жёны эту… эту… — лицо Игнэс покраснело от ярости, она сжала губы, удерживая себя от оскорблений, качнула головой. — Почему, Хэварт? Я не понимаю. Она ведь тебе совсем не подходит. Это бледная моль. Зачем она тебе? Она тебе в подмётки не годится. Когда вы успели познакомиться? Ты меня разочаровываешь с каждым разом, Хэварт, что с тобой случилось? Что? Скажи!

В её голосе звучало столько яда, презрения и негодования, что хотелось закрыть её рот надолго. Похоже, было ошибкой впустить её, грубой ошибкой. Почему он подумал, что она и в самом деле может чем-то помочь? Как опрометчиво с его стороны предпочесть её общению с Фабианой.

— Во-первых, не забывай, что ты в моём доме, — перебил гостью Ламмерт, прежде чем та намерилась продолжить, — а во-вторых, моя личная жизнь и мой выбор тебя не касается, когда ты себе это уяснишь? Не. Касается, — процедил каждое слово отчётливо со злостью сквозь зубы, почти не видя её перед собой — тёмные пятна гнева застилали взгляд. Он приблизился к ней в два шага, нависая глыбой. — Не смей так больше говорить о ней, ты ей и в подмётки не годишься. Ты продала своё тело, свою душу, и смеешь оскорблять других…

В серых глазах девушке полыхнул страх, который сменился болью, а потом чем-то непонятным — яростным, холодным, одержимым. Она и в самом деле была одержима, и ей плевать на всё, только бы получить своё. Это стало так очевидно и ясно, что Хэварт смолк на мгновение.

 — Ну же, договаривай, скажи, кто я? Потаскуха, продажная шлюха? Или ещё хуже. Кем ты меня ещё считаешь, говори же! Но чем ты лучше, Хэварт? Ты продал душу Бездне и пытаешь стоить из себя честного и чистого? Ты вор, без морали и принципов, ты преступник — вот ты кто. Интересно, твоя нынешняя жёнушка знает об этом, нет? Знает что вам угрожает? Что угрожает Витлаору? И ей тоже! — лицо Игнэс исказилось, губы дёрнулись в ядовитой ухмылке, она откинула голову и рассмеялась, истерично и надрывно. — Как быстро ты забываешь то, в чём сам находишь по горло в грязи, а ты в ней по уши, Хэварт. И всё только становится хуже. Тебе не выбраться из этого никогда. Никогда! — в глазах Игнэс блеснули слёзы, и отразилась острая ранящая тоска, такая глубокая, полная, что Хэварт на мгновение растерялся, чем и воспользовалась бывшая любовница, скользнув по вороту жилетки ладонями, обхватила шею и, подтянувшись, приникла к губам мужчины.

Парализующий, горячий, отчаянный поцелуй вспышкой молнии ударил в голову, череда воспоминаний прошлой жизни предстали так бурно и ощутимо, будто не было этих полгода заточения в Ристоле, а ещё вчера они с Игнэс, теряя разум, предавались порывам той бешеной, ненормальной, болезненной страсти, в которой жили оба —  грязной, отвратительной, мерзкой, что его выворачивало наизнанку острым спазмом.

Он жёстко перехватил её запястья и грубо оттолкнул, но Игнэс проворно обвила его шею руками, прижавшись ещё теснее.

— Ну поцелуй же меня, — выдохнула в губы, — Хэварт, пожалуйста, ты же этого хочешь, очень хочешь, нам же так хорошо было вместе. Какой же горячий, безумно красивый, любимый. Мой.

Она и в самом деле была одержима, одержима всей этой идеи жить вот так, одержима им. Вспышка гнева была настолько оглушительной, что Хэварт не понял, в какой миг оказался в ловушке собственного вихря чувств. Он обхватил её лицо в ладони и впился в её губы, целуя страстно, горячо, жадно, как того она хотела, назло всему.

Как же ему это всё надоело! Осточертело по горло!

Она схватилась за обручи на его запястьях царапая кожу, будто порываясь их сорвать, отомстить, убить, Хэварт не сомневался что она на это способна. Языки сплетались в возбуждающем ритме, заставляя девушку стонать и содрогаться, когда Хэварт кусал её губы, и его встряхивало от омерзения того, что она могла делать этими губами не с ним. Игнэс терпела этот напор жестокости, отвечала со всем пылом, готовая страдать, идти на всё, лишь бы добиться ответа.

Стерва.

Он обхватил её плечи и глубоко толкнул от себя, Игнэс отлетела в сторону, ошарашенно глянула на него, растрепавшиеся от его натиска волосы упали на её распалённое лицо, она дышала глубоко, яростно, взгляд безумный и горящий, на её алеющие от укусов губы наползла кривая ухмылка, странная, безликая, не принадлежащая ей.

— Я знала… — прошептала она глухо, — как бы ты ни скрывал, я тебе не безразлична. И ты никуда от меня не денешься. Ты мой, Хэварт. Если ты хочешь видеть своего брата, ты не прогонишь меня. Ты же хочешь его видеть, да? Я знаю, кто они…

Это невыносимо, она невыносима.

Хэварт огляделся, контроль обладания собой терялся за шквалом ярости, он готов её был придушить, впервые он готов был убить.

Ламмерт развернулся и направился к выходу. Уйти подальше, подальше от безумия, которое горячими толчками билось в груди, сотрясая всё тело. Пусть остаётся в Ристоле сколько ей влезет. Дрянь.

Громко хлопнув дверью, он вылетел на улицу, почти не видя ничего перед собой.

Фабиана

Фабиана вышла из кабинета, ругая себя за собственную слабость, что позволила волю слезам. Как опрометчиво с её стороны, глупо и нелепо. И что она пыталась тем самым показать? Теперь Ламмерт точно станет смеяться над ней и давить на уязвимые места — это у него хорошо получается. Получается заставлять делать и говорить то, что она никогда бы себе не позволила. И, что ужасно, она не слишком сопротивляется.