– Конечно, если он сделал это без единого звука, безо всяких следов борьбы, не оставив даже царапины на вощеном деревянном полу в доме, где никому не разрешено ходить в обуви.

– Хммм... Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Подожди – я даже еще не сказал главного.

Он сделал Дэну знак следовать за ним по спиральной лестнице.

– Команда криминалистов уже была здесь. Тело в морге – мы поедем туда позже.

– Какое счастье.

– Мы ждем вскрытия, чтобы сделать официальное заключение, но первоначальное исследование показало отсутствие синяков, ссадин, царапин и следов веревок. – Они ступили на пол комнаты в башне, и Кларк махнул рукой в сторону огромного застывшего красного пятна рядом с дверью люка. – Она позволила ему вырезать себе кишки, даже не хлопнув его по запястью.

Дэн сморщил нос от запаха ржавчины и мочи.

– Может, она к тому времени была без сознания. Под воздействием наркотиков или хлороформа.

– Это все равно не объясняет, почему она впустила его в дом. – Кларк обратил его внимание на ближайшее окно, где на полированном подоконнике из красного дерева виднелись белесые царапины. – Он забрался вот здесь. Несколько кровельных досок снаружи потрескались; дома здесь стоят очень близко, и мы думаем, что он мог перебраться с крыши соседнего дома, чтобы его не увидели. Но он не разбивал окно – его открыла для него Камэй. Мы обнаружили ее отпечатки на шпингалете и раме. – Спецагент покачал головой. – Зачем ей было помогать человеку, который пришел убить ее?

– Может, это была не она. – Чувствуя, что ему трудно дышать, Дэн вспомнил, как Натали припала к краю кровати в гостиничном номере, смотря на него со страстью Рассела Треверса.

Ночь – очень ранимое время для меня...

Кларк удивленно взглянул на него.

– Нам надо поговорить с Люсиндой Камэй, – только и ответил Дэн.

– Скажем об этом Линдстром? – Кларк кивнул в направлении кровавого пятна.

Пот на верхней губе Дэна отклеил его усы, и он прижал их на место.

– У меня такое чувство, что она уже знает.

Сидя со скрещенными ногами в широком кресле, Натали захлопнула потрепанный экземпляр романа «Разум и чувства» и запихнула его между подушкой сиденья и подлокотником. За прошедшую неделю она прочитала эту книгу уже дважды, но кроме нее она взяла с собой только «Аббатство Нортэнгер»[17], которую читала четыре раза. Тем не менее Джейн Остин казалась лучше, чем халтура Джеки Коллинз, которую ей предложила почитать агент Липински. «Убежище» Корпорации оказалось маленьким темным двухкомнатным передвижным домиком в пустынных окраинах Викторвилля, и не зная, что еще делать, Натали читала, пока в голове не зазвенело.

Она вздохнула и посмотрела на Липински, в строгой военной позе сидевшую на стуле с высокой спинкой в другом конце комнаты. Одетая в футболку цвета хаки с эмблемой «US Army» и висящим на бедре Т-45, агент проводила время за вязанием нелепого шарфа, скрещивая длинные голубоватые спицы со скоростью и точностью робота.

– Я думаю лечь спать, – объявила Натали.

– Будьте как дома. – Отрывистое пощелкивание спиц Липински даже не замедлилось.

Линдстром ждала, что та поймет намек, но агент даже не шевельнулась и не удосужилась произнести ни слова. Липински, очевидно, считала разговор напрасной тратой времени. Они были вместе почти сутки, и за это время женщина даже не назвала своего имени. Натали подумала о живой улыбке Дэна, о его иронических шутках, и почувствовала себя одинокой, как никогда в своей маленькой келье.

– Можете идти, – приказала она Липински чуть резче, чем собиралась это сделать.

– Нет. Не сегодня.

Натали напряглась.

– Прошлой ночью вы выходили из комнаты...

– Приказы изменились.

– Почему?

На этот раз Липински замешкалась.

– Для лучшей охраны. Ничего более.

– Ммм. – Смотря в окно на окружавшую их темную пустыню, Натали постаралась заполнить пустоту образом сверкающей карусели и оседланных лошадей. Застонав, она выпрямила ноги, чтобы восстановить кровообращение, потому что пальцы уже начало покалывать.

Однако колющее ощущение не исчезло, а наоборот, распространилось по всему ее телу – по пальцам, по мочкам ушей, по кончику носа. Звон в голове тоже усилился, и перед глазами поплыли круги. Ее сознание катилось сквозь незнакомые картины, словно телевизор без подставки.

Кто-то стучался.

Вне обыкновения, Натали закрыла глаза и начала мысленно повторять защитную мантру. Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он дает мне отдыхать на зеленых пастбищах; он ведет меня вдоль спокойных вод. Он возрождает мою душу...

Чувство оцепенения исчезло, и ее мысли очистились. Но образ неизвестной личности оставался, и теперь повторял слова Натали, слегка отставая, словно в ее черепе раздавалось эхо. Когда их мысли совместились, кончики пальцев Натали снова начали неметь.

Она открыла рот. Кто-то знал ее мантру, и теперь пытался обойти ее мысленные преграды.

– Вы в порядке? – донесся из бесконечной дали голос Липински.

Игнорируя ее, Натали переключилась с защитной мантры на «зрительную», которая позволяла ей наблюдать за сознанием вселяющейся души, одновременно разрешая ей в случае необходимости контролировать свое тело.

Греби, греби, греби на лодке

тихо вниз по ручью!

Весело, весело, весело!

Жизнь всего лишь сон...

Картины снова наполнили ее сознание, но на сей раз более четкие: нежные руки оттенка охры, бегающие по пожелтевшим клавишам из слоновой кости, отделанная красным деревом круглая комната, обожженная сломанная гитара «стратокастер».

Бу, впусти меня...

Натали открыла глаза, ее раскрытые губы задрожали.

Люси.

– Что? – Липински бросила вязание и теперь склонилась над Натали, проявляя что-то вроде профессиональной заботы, с какой механик заботится о двигателе, начавшем барахлить. – Я могу помочь?

Прежде чем агент безопасности смогла остановить ее, Натали метнулась из спальни в соседнюю ванную и заперлась внутри.

Жизнь всего лишь сон...

Онемение паутиной опутало ее тело, и мускулы дрожали от противоположных нервных импульсов, когда она передавала Люси контроль над своей плотью. Ее колени подогнулись, и она упала на дверь душевой кабины, а потом тряпичной куклой сползла на линолеум; стойка душа затряслась от удара.