Ее предложение его тронуло. Он знал, что в издательстве это вызовет недовольство.

– Но Эвелина так строга насчет трудовой дисциплины. Ты думаешь, она смирится с таким устройством?

– Ей придется смириться, Боб. Я предъявлю ей ультиматум.

– Шила, ты – тигрица.

– Нет. Я буду трястись, когда войду к ней.

– Тогда я провожу тебя для поддержки.

– А как же дети?

– Мы кого-нибудь найдем. Может быть, Сьюзи Райдер. Я об этом позабочусь. Что ты скажешь насчет завтра?

– Так скоро? – произнесла Шила, изображая панику.

– Я не хочу, чтобы ты утратила смелость. Но даже если ты и струсишь, я буду там для поддержки.

Жена улыбнулась ему. Боб только и жил ради одного такого взгляда.

– Ну, и как?

Мужчина стоял на ступенях «Гарвард пресс», ожидая появления жены. Когда та появилась, она сияла.

– И в каких изысканных выражениях она послала тебя к черту? – поддразнил Боб.

– Я – идиотка, тебе это известно? – заявила Шила жизнерадостно. – Эвелина сказала, что мне бы следовало ее давно об этом попросить.

– Разве я не говорил тебе, что ты у них лучший редактор?

– Говорил, но я тебе не верила.

– Это должно научить тебя больше доверять моим суждениям. А теперь будем праздновать, – сказал Боб, беря Шилу за руку. – Как насчет ужина при свечах?

– Еще только полдень.

– Мы можем подождать. А тем временем мы купим сэндвичи и устроим пикник на берегу Чарлза – рядом с ребятами из колледжа.

– А как же наши ребята? Нам нужно вернуться не слишком поздно.

– Завтра утром будет самое время, – сказал Боб. – Сьюзи может остаться на ночь.

Шила взглянула на мужа с лукавой улыбкой.

– Как это ты не рассказал мне о таких планах? Ожидать ли мне еще каких-нибудь сюрпризов?

– Увидишь, – был его ответ. Боб ощутил прилив радости, рожденной надеждой.

Шила не возражала против таких планов. Во всяком случае, пока.

Почти по определению Гарвардская летняя школа состоит из людей, никак не связанных с Гарвардом. Поэтому, когда они шли по берегу, никто из Кембриджа им навстречу не попался. Они были одни среди летней толпы, сидели на траве, ели сэндвичи и следили за проплывавшими мимо лодками.

– Если я увижу Ноев ковчег, – сказал Боб, – я им помахаю, чтобы забрали нас в качестве пассажиров.

– Я полагаю, им нужны пары помоложе.

– Еще чего. Мы и есть молодые. Во всяком случае, ты. Каждый студент, какого мы видим, кладет на тебя глаз.

– Но все же, мы не так молоды, как Джессика и Дэви.

– Что? Брось ты, Шила. Она – младенец! Вся эта история с Дэви – мятеж против меня.

– Боб, признай лучше тот факт, что твоя дочь становится женщиной.

– Ей еще до этого далеко, Шила.

Женщина прилегла на траве, сорвала травинку и начала ее жевать. – Даже профессора МТИ не могут останавливать время, – сказала она.

– Я не хочу останавливать время, – сказал он с подчеркнутой серьезностью. – Я только хочу его вернуть.

Ужин при свечах состоялся не в ресторане. Пока она общалась с Эвелиной Унгер, он помчался на Масс Авеню и купил упаковку салата, мороженого цыпленка, соус в банке и две бутылки хорошего шампанского. А что до свечей, в доме в Лексингтоне их было полно.

Супруги сидели, поджав ноги, у камина и долго разговаривали. В какой-то момент он спросил:

– Ты помнишь, как мы в первый раз занимались любовью?

– Стараюсь не помнить. Я так боялась.

– А я был так неловок. Ты думаешь, твои родители догадывались, чем мы занимаемся в их отсутствие?

– Возможно. У нас обоих был такой несчастный вид.

Они оба рассмеялись.

– Не знаю, почему все так плохо получилось. Я выучил наизусть все руководства – даже «Камасутру».

– На английском?

– Я понимаю, моего умения не было заметно. – Боб усмехнулся. – Но мы усовершенствовались, правда?

– Да, – сказала Шила. – Все дело в практике. – Она сделала еще один глоток шампанского.

Он подвинулся ближе к жене.

– Мне не хватает наших практических занятий, – сказал он негромко.

Она не отвечала. Мужчина придвинулся еще ближе.

– Знаешь, – прошептал он, – ты – единственная женщина в мире, чья душа так же прекрасна, как и тело.

Сказав это, он понял, что эти слова могли прозвучать фальшиво. В прошлом он говорил такие вещи и был уверен, что жена знала, что он говорит искренне.

Так оно и было. От всего сердца. Но после случившегося Шила, вероятно, не верила ни одному его слову.

– Это правда, Шила, – прошептал Боб, откидывая ее волосы и целуя в лоб.

Женщинаа не отодвинулась. Он счел это хорошим знаком.

– Ты веришь, что я всегда буду любить тебя? – спросил он нежно. Шила наклонила голову и потом ответила:

– Я так думаю.

Боб обнял ее и сказал твердо:

– Верь мне. Прими это как догмат. Я люблю тебя больше жизни. – Слезы струились по щекам жены. – Я знаю, какую боль я причинил тебе, – прошептал он.

Сердце у него болело за нее. Он изо всех сил старался все поправить.

– Шила, могла бы ты когда-нибудь… – Он остановился. Это было так трудно выговорить. – Ты думаешь, ты могла бы со временем простить мне это?

Снова последовало молчание. Потом жена взглянула на него.

– Я постараюсь, – прошептала она. – Большего я не могу обещать. Но я постараюсь.

Боб обнял ее. Она наклонилась, расплескав шампанское.

– Это к счастью, – сказал он, целуя ее глаза. Ее щеки. Ее губы.

Наконец, Шила ответила, обняв его:

– Я так тосковала по тебе, – сказала женщина. – Я не могла вынести мысли о том, что я потеряю тебя. О, Роберт…

Он целовал ее, изливая всю так давно накопившуюся нежность. И молился о том, чтобы та боль, которую, как он знал, жена все еще чувствовала, исчезла.

Пошли ей это, Боже. Я так ее люблю.

– Джонни, я свободен, делай передачу мне.

В конце лета юноша обращается в своем воображении к осенним видам спорта. Случайные встречи на футбольном поле стали превращаться в серьезные схватки. Но Дэви Акерману и его новому другу «Джонни» Герану по-прежнему позволяли играть со студентами колледжа. И они всегда ухитрялись оказаться в одной команде. С тех пор как Жан-Клод был снова в состоянии играть, они с Дэви объединились, так что один из них всегда успевал обойти защиту противников и реализовать голевое преимущество. Их совместная деятельность приводила Берни в экстаз, а Джесси в дурное настроение.