А оно с середины сентября 1914 года только ухудшалось. Совместное контрнаступление французских и британских войск на Марне 5–12 сентября положило конец маневренной войне немецкой армии и заставило ее рыть окопы. Разработанный немцами план войны предполагал, что Германия одержит быструю победу над Францией, после чего бросит освободившиеся войска на помощь Австрии, чтобы в полную силу обрушиться на Россию. Однако, завязнув на западном направлении, Германия была вынуждена воевать на два фронта. Между тем положение австрийцев на Восточном фронте было сложным. В августе и сентябре 1914 года Австро-Венгрия потерпела ряд крупных поражений от сербов на Балканах и от русских в Галиции, области на востоке империи. В одной только Галиции австрийцы потеряли 350 000 человек. Чтобы срочно облегчить положение союзников, немцы принялись давить на османов, требуя начать военные действия против Британии и России[155].

Согласно немецкому плану, османы должны были напасть на Британию и Россию в таких местах, где это принесло бы максимальную пользу австрийцам и немцам. Генерал Лиман фон Сандерс, командующий немецкой военной миссией в Османской империи, предложил отправить пять османских армейских корпусов (примерно 150 000 человек) через Черное море в Одессу, что заставило бы русских распределить силы между османами и австрийцами и позволило бы облегчить положение последних в Галиции. Берлин высказывался за нападение на британские позиции в Суэцком канале, чтобы прервать морское сообщение Великобритании с ее заморскими доминионами и сыграть на враждебном отношении египтян к британским оккупантам. Кайзер и его военачальники надеялись, что такими дерзкими ударами по Антанте османы смогут воодушевить мусульман в Азии и Африке и те откликнутся на призыв к джихаду[156].

Однако младотурки преследовали свои цели, рассчитывая воспользоваться войной для возвращения утраченных территорий в Египте и Восточной Анатолии. Контролируемый британцами Египет и три провинции, отошедшие России в 1878 году, были мусульманскими землями. Младотурки пребывали в уверенности, что их солдаты будут сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы вернуть эти османские территории, и надеялись, что их победы побудят местных мусульман восстать против британцев и русских[157].

В середине ноября 1914 года военный министр Энвер-паша пригласил своего близкого друга и соратника Джемаль-пашу, в то время морского министра, к себе домой на личную встречу. «Я хочу начать наступление на Суэцкий канал, чтобы англичане стянули все силы в Египет, — сообщил Энвер. — Это вынудит их оставить здесь индийские дивизии, которые сейчас отправляются на Западный фронт, а также помешает сконцентрировать силы для атаки на Дарданеллы». Он предложил Джемалю собрать в Сирии армию и возглавить военную кампанию против британцев на Синае. Джемаль с готовностью согласился и пообещал претворить этот план в жизнь в течение нескольких недель[158].

Двадцать первого ноября Джемаль прибыл на стамбульский железнодорожный вокзал Хайдарпаша, чтобы сесть на поезд до Сирии. Его провожала целая толпа из членов кабинета, высокопоставленных чиновников и сотрудников дипломатических корпусов, которые, по едкому замечанию посла США Генри Моргентау, «устроили отъезжающему сатрапу торжественные проводы». В порыве военного энтузиазма патриотически настроенная толпа досрочно прославляла Джемаля как «спасителя Египта». И прежде чем поезд тронулся, Джемаль поклялся своим сторонникам, что «не вернется, пока не вернет Египет своей империи». Поскольку Моргентау не был большим поклонником младотурков, он нашел «весь спектакль несколько помпезным»[159].

Энвер-паша взял на себя войну с Россией. Его ничуть не заинтересовало предложение немцев провести операцию на северном побережье Черного моря вдали от османских границ. Гораздо больше его привлекала возможность вернуть три утраченные провинции в Восточной Анатолии. Энвер был уверен, что многочисленное мусульманское население Кавказа с энтузиазмом поддержит наступление османов. Кроме того, османские войска уже получили опыт боевых действий против русской Кавказской армии. Недавний успех османов, когда было остановлено продвижение русских в сражении у деревни Кёпрюкёй, только подогревал амбиции Энвера. Шестого декабря он вызвал к себе Лимана фон Сандерса и объявил, что этой ночью отплывает в черноморский порт Трабзон, чтобы возглавить военные действия на кавказской границе. Как впоследствии вспоминал Лиман: «Держа в руках карту, Энвер вкратце обрисовал мне план операций Третьей армии. Одиннадцатый армейский корпус должен был атаковать русских на главном направлении, в то время как два других корпуса, девятый и десятый, должны были перейти через горы за несколько маршей и напасть на русских с фланга и с тыла в районе Сарыкамыша. После этого Третья армия должна была взять Карс». Разработанный Энвером план был сопряжен со значительными рисками. Лиман предупредил о том, что передвижение войск в горах в отсутствие хороших дорог будет чрезвычайно затруднено, как и налаживание линий связи и снабжения. Но Энвер в ответ заявил, что эти вопросы «уже приняты во внимание и разведка местности произведена»[160].

В конце встречи Энвер затронул тему джихада, на которую Берлин возлагал главные надежды. Как вспоминал немецкий генерал: «Энвер озвучил фантастические, но довольно интересные идеи. Он сказал мне, что обдумывает возможность пройти маршем через Афганистан до самой Индии. Затем он удалился». Лиман оценил шансы Энвера на успех как не очень высокие, но не собирался становиться у него на пути.

Таким образом, двое из трех членов правящего младотурецкого триумвирата отправились возглавить первые кампании османов против держав Антанты. Возможно, сосредоточь они усилия в одном направлении, у них были бы шансы на успех. Но решение вступить в схватку сразу с двумя великими державами обрекло обе кампании на катастрофический провал.