Автоматчики ринулись на толпу. Ганс испуганно нырнул в массу людей. Но сторонники гаулейтера стали его выталкивать обратно, однако те, кто подхватил пламенную речь носителя мозза, сцепились с ними, пытаясь защитить Ганса.

* * *

— Эпиляцию своим волосатым ногам сделай, а то не скоро у вас эти чики-чики случатся с мужем, — проворчал на прощанье арахне Сергей, когда они стали пересекать пустырь между тем зданием и руинами института.

Благо, на пустыре в обилии был низкий густой кустарник, проросший сквозь массу легковых автомобилей, превратившихся в тлен за долгие годы после катастрофы. Вичухам будет не просто их схватить. Во всяком случае, Маломальский надеялся на это. Они преодолели уже около тридцати метров до заветной стоянки бронетранспортера. Летающие бестии уже заметили их и стали снижаться, дико вопя. Сергей погладывал вверх, держа оружие наготове. Вдруг, он почувствовал, что что-то мешает ему идти. Возможно, ноги запутались в проволочном корте от давно превратившихся в пыль и пепел автомобильных шин. Он стал прилагать усилия, чтобы двигаться дальше. Но внезапно упал, и его что-то поволокло за ноги назад.

Сергей перевернулся на спину. К ногам прилипла тонкая нить паутины. Похоже, самка арахна выстрелила этой нитью в него из собственной задницы, и теперь, самец, быстро наматывал на свои передние лапы клубок, подтаскивая к себе жертву. При этом паук периодически поедал смотанную нить.

— Черт! Странник! Твою ж мать! — заорал Маломальский, пытаясь ухватиться руками за что-нибудь, что остановит его. Но это не удавалось. Тогда они прицелился в паука. Однако сделать выстрел ему помешала вичуха. Крылатая тварь пронеслась совсем близко и Сергей что есть сил, вжался в землю. — Странник! Ты где?!

Напарник не заставил себя долго ждать. Однако он стал делать что-то странное. Не пытался оттащить Сергея или порвать паутину. Он принялся быстро собирать всякий мусор покрупнее и сыпать его на эту проклятую нить. Мусор прилипал к паутине намертво и теперь паук тащил к себе гирлянду их автомобильных обломков, дисков, кусков покрышек, глыб разбитого асфальта и веток. А на самом конце этой гирлянды орал Маломальский.

— Ты какого хрена делаешь?!

Одна из вичух спикировала на Странника, но Сергей успел дать по ней очередь. Та умчалась прочь, с продырявленными крыльями и изрыгаемыми из клюва проклятьями.

Тем временем мусор на паутине уже достиг лап и челюстей самца арахны. Мелкий хлам его не беспокоил, а вот все что налепил странник, ему явно мешало. Паук перестал собирать нить и принялся трясти ее, словно пытался стряхнуть весь этот хлам. Но клейкая способность паутины была сильнее этого. Тогда паук перекусил паутину своими жвалами и потерял всякий интерес к Маломальскому. Странник подхватил товарища и стал помогать двигаться дальше. Это было трудно. Сергею приходилось тащить за собой хвост, к которому налипло, наверное, сто килограмм мусора. А мусор постоянно за что-то цеплялся и где-то застревал. Тогда сталкер достал нож и уже хотел попытаться перерезать паутину, но Странник схватил его за руку.

— Нет! Прилипнет и все! Совсем запутаешься!

— Но я так идти не могу! — рявкнул Сергей и недолго думая, стал срезать с себя штанины, опутанные нитью паучихи.

Самка арахны выбрала себе новую цель. С невероятной скоростью и силой из нее вылетела очередная нить, которая тут же попала на крылья летящей к сталкеру и его другу вичухе. Та завопила и кубарем загрохотала на корпусах автомобилей. Самец снова стал быстро собирать паутину. Когда вичуха оказалась рядом, он молниеносно вонзил в нее два клыка и тут же отбросил в сторону. Летающая тварь дернулась несколько раз и затихла. Яд парализовал ее и принялся превращать все внутренности вичухи в жидкую кашу. После этого пауки ее просто выпьют.

Сергей и Странник, наконец, оказались в вестибюле разрушенного института. Маломальский судорожно водил лучом фонаря в поисках спасительной машины. И заорал от неописуемой радости. У дальней стены, стоял БТР-80 на котором давно выцвела и пожухла вся краска. Он бросился к машине. Быстро открыл боковой люк и посветил внутрь. Чисто. Никого. Они оба залезли внутрь и, Маломальский закрыл за собой люк.

— Только бы машинка на ходу была, — пробормотал возбужденно Сергей, пробираясь к месту механика-водителя.

Выбор был не простой. Наведение порядка железной рукой, как и предписывалось законами рейха, подразумевало применение силы. А сила в свою очередь подразумевала жертвы. И это в условиях, когда четвертый рейх не мог похвастать численным превосходством перед основными врагами в мире людей. Однако гаулейтер понимал, что промедление и нерешительность, станет роковой ошибкой не только для его власти, но и для самого рейха. Да, либерализм мог дорого стоить их крохотному миру, и теперь в рейхе звучала стрельба. Очень многие оказались восприимчивы к призывам Ганса, который сумел катализировать и взорвать их давно зревшее внутри недовольство сложившейся ситуацией. И теперь…

Этого одноглазого амбала с лысым черепом все называли Топор. Прозвище не родилось просто так. Он был одним из самых свирепых мясников гестапо, фанатично любящим свою работу. Уже и первого удара было достаточно, чтобы причинить страшную боль и ввергнуть человека в безвольный страх. А тут последовал уже второй удар. Ганс отлетел к стене пыточной камеры, оборудованной в одном из подсобных помещений станции Тверская. Топор не имел привычки приковывать допрашиваемых людей наручниками. Еще не было у него жертвы, которая могла оказать сопротивления его мускулам и свирепой злобе. Палач любил, когда его жертвы летали по камере от его ударов и ползали в собственной крови, моля о пощаде. Они, жалкие ничтожества, и не подозревали, что чем больше просить у него жалости, тем безжалостней он становился.

— Свинья, — прорычал Топор, — Ты продал всех нас, нашу нацию и рейх, мразь.

— Я никого не предавал, — простонал Ганс и тут же превратился в комок от удара ногой в живот.

— Ты задумал мятеж! И где?! В великом рейхе, падла! — еще удар, — Кому как не пархатым большевикам дано рушить устои и творить революции?! Им ты продался?! Кто и когда тебя завербовал?! Отвечай гнида!

— Не покидай, ты же обещал, — в ужасе шептал Ганс сам себе.

— Ты слаб. Ты безволен. Ты взаперти. Зачем ты мне теперь? — хладнокровно ответил Мозз.

— Но он неполноценный. У него всего один глаз.

— Однако он сильнее тебя. И с ним я смогу уйти.

— Нет. Ты обещал! Сжалься!

— Жалость! О какой жалости может идти речь, если ты не в состоянии бороться и выйти победителем? Жалость, это преступление перед целью!

Ганс зажмурился и получил еще один удар.

— Говори, скотина! — орал Топор.

— Что лучше, ужасный конец или ужас без конца? — прошептал Ганс.

— Что? — громада палача склонилась над ним огромной тенью. — Что ты там скулишь?