Дежурные – мужики явно повидавшие всякого, занимаются своими делами и даже ухом не ведут. Им нормально, но меня-то жизнь к такому не готовила! Это ж не Вася, а массированная атака по всем органам чувств. И затыкаться раздухарившийся бомж реально не собирается.

– Вот чё ты нос задираешь? Борзый, да? – не унимается мой навязчивый собеседник. – Думаешь, решётка меня держит? А хрен! – его кашель громом отражается от потрескавшихся зелёных стен. – Я свободен! Это вы все на привязи. Начальство имеет. Бабы помыкают. А Вася свободен! Вася – ветер!

Ну, чёрт возьми! Сколько можно то?!

Мысленно подсчитываю оставшуюся наличку. Прикидываю сумму, с которой готов расстаться, и начинаю всерьёз подумывать финансово мотивировать расторопность дежурного. Жаба душит сильно, конечно. От первого аванса практически ничего не осталось, а ведь хотел ещё подарить Оленёнку самокат. Пусть радуется малая. Неуверен, что семья Морозовых такой подарок примет, но как молодой человек старшей дочери я ведь могу рассчитывать на некоторые поблажки?

Теперь я много на что могу рассчитывать. Такого, о чём недавно даже не задумывался. Над чем глумился, от чего открещивался. А Полю встретил и как-то резко правильно стало всё: забота, верность, постоянство. Напряжно, не спорю. С её характером не знаешь, где отхватишь. Мой норов тоже прямо скажем не подарок. Но ночью прижимал её спящую к груди – доверчивую такую, хрупкую и невозможно вредную, а сердце сжималось от невыносимо острого ликования.

И здесь, в отделении, сколько времени торчу – ежесекундно вспоминаю руки тонкие, любознательность на грани моего сумасшествия. Каждый раз удивляюсь её отчаянной храбрости. Смущённая вся, не знает глаза куда спрятать, но всё равно отдаёт. Сама отдаёт – себя, свои чувства. И мне её мало. Катастрофически мало. Ночь напролёт как тот крот в темноте сгребал её ближе, слушал ровное дыхание и хватал новые ощущения жадно, охапками. Чтобы присвоить больше. Чтобы вернуть больше. Выходит, не знал я ничего об отношениях всё это время. Её искал.

А затем в отделение заходит мой отец. Кислый запах блевотины из угла обезьяно-приёмника разбавляет аромат древесного парфюма. И всё становится на свои места.

– Спасибо, Михалыч, – кивает он расплывшемуся в дружеской улыбке дежурному.

– Сочтёмся.

Ну, конечно же. Связи, чтоб их! Наверняка уже пробил, не приняли ли меня под белы рученьки. Я ж оболтус своей головы на плечах не имею.

Отец мне никогда не доверял, пора бы привыкнуть.

– Что с твоим телефоном, Кирилл?

– Вырубил звук – запрокидываю голову, дерзко выдерживая его взгляд. – Ты мне спать мешал.

Не хотел расставаться с чувством тотального покоя, обретённого рядом со спящей Полиной. Но отца такой аргумент едва ли впечатлит.

Седина на родительских висках темнеет от выступившей испарины.

– А тебе неинтересно узнать, для чего ты мне в полночь понадобился?

– Хотел зачесть вечернюю порцию нотаций? – предполагаю отстранённо. Ясен пень вчерашние похождения в универе дошли до его ушей. Встаю и подхожу к отцу впритык. Нос к носу. Чтобы даже ростом своим не подавлял. Хватит.

– Хотел спросить, какого ляда ты лекции срываешь? – ну вот, что и требовалось доказать. – И давно ли мой, мать его, единственный сын грузчиком вкалывает?!

– Доставщиком мебели, – ровно поправляю, пытаясь вычислить, а здесь уже какая сволочь меня сдала.

Да кто угодно мог. Я особо не шифровался.

– Нет, грузчиком, Кир, – он оттягивает галстук задыхаясь. Суровый, собранный, но это внешне. Ручаюсь, на самом деле его сейчас колотит.

– Не воровать же пошёл, – я виновато опускаю голову и тут же злюсь на себя за такую реакцию. Хватит пасовать. Пора научиться гнуть свою линию до победного. – Мне понадобились деньги – я их заработал, – вызывающе выделяю последнее слово – Так в чём проблема, не понял?

– И не поймёшь, похоже.

– Куда мне, – немигающе выдерживаю его взгляд. Родительский контроль привычно душит, вызывая только одно желание: огрызнуться. – Может, меня вообще подбросили?

Скулу обжигает увесистая затрещина. Я прикрываю глаза и смеюсь. Смеюсь, хотя на деле ни черта смешного. Давненько я не видел его в таком состоянии.

И даже не припомню, когда мы в последний раз так обстоятельно говорили. А чтобы обсудить по-мужски, непредвзято – вообще ни разу. Я как рос "безответственным", так им для отца и остался. Смысл что-то доказывать? Вон даже бомж Вася в открытую ржёт.

– Ты таскал на своём горбу мебель моему сисадмину. Умный пацан, который мог бы работать головой! Но зачем, когда в башке одни друзья и бабы...

А то ты знаешь, что у меня в башке.

– Они хотя бы принимают меня любым. Элементарно, что меня туда тянет, – стряхнув родительскую руку с плеча, стучу в окно дежурки. – Я так понимаю, подпись уже не нужна? Нет? Тогда хорошего дня. Меня бабы заждались.

– Всё развлекаешься? – рявкает отец, раздувая ноздри.

– Уж извини, у раздолбая выбор невелик!

– Сбавь обороты, парень, – за каким-то лешим встревает дежурный.

Я смотрю на него с недоумением и думаю этот-то чего из конуры своей вылез? Шёл бы лучше Васю стращал. Нехрен выслуживаться за мой счёт.

Господи, как же бесит всё. Нужно срочно валить отсюда. Немедленно.

– Поздно ты вспомнил о моём воспитании, папа, – цежу напоследок отцу, не обращая внимания на помеху в форме, а затем решительно направляюсь к выходу.

– Куда собрался? – родительская пятерня цепляет меня за локоть и резко дёргает назад. Да так, что я чуть не тараню лбом дежурного.

– Башку остудить, – пытаюсь вырвать руку. Толку мало.

– Успокойся, сказал, – опять рявкает дежурный.

– Да пошли вы оба на хрен!

– Мыхалыч, оформи-ка ему административное, – грозно рокочет отцовский голос. – Пускай действительно остынет.

– Ты сейчас серьёзно, что ли? – предпринимаю ещё одну попытку вырваться, твёрдо намереваясь свалить. Как раз и к Чуду под бочок успею с цветами.

К моему удивлению, отец не шутит. На суровом лице действительно застыла решимость. Впервые на моей памяти, он так категоричен.

– Серьёзнее некуда, – хмурит он густые брови. – Посиди и подумай. Хорошо подумай, чего ты на самом деле хочешь от жизни. А потом ещё раз поговорим. Ты у меня один, Кир. Упёртый, но неглупый.

Я до последнего не верю в реальность происходящего.

Суд дела об административных правонарушениях рассматривает влёт. Не успели мне огласить приговор, как уже заводят следующего "везунчика". В спецприёмнике, прежде чем отправится в камеру, отдаю всё, что "не положено" – ремень, телефон, даже шнурки из кроссовок. Содержимое карманов – под опись. Ну хоть одежду мою оставили, тюремная роба меня бы доконала.