что Колизей был рассчитан на полсотни тысяч зрителей. Можете вы себе такое вообразить? Размеры его были поистине колоссальны! Полагаю, отсюда и название. Нужно будет после уточнить у Мостового. Об этом амфитеатре можно говорить только в превосходной степени. В нем все было потрясающим. И конструкция, и гениальная инженерная система лестниц, переходов и цокольных, сиречь подземных, коридоров. О великолепии отделки и вовсе не приходится говорить. Беспримерный комфорт и бонтонность! Над окружавшей арену стеной высились длинные шесты-мачты, между которых при помощи блоков и канатов, совсем как у нас на фрегатах, был натянут огромный полог, служивший зрителям надежной защитой от зноя. С помощью сего хитроумного тента трибуны погружались в таинственный полумрак, в тот миг как расположившаяся внизу арена ярко освещалась со всех сторон. Грандиозно, не правда ли! Высочайший образец архитектурного искусства.

Панегирик древнеримскому зодчеству, мягко говоря, контрастировал с реалиями окружающей действительности. Сравнить княжеский самострой с амфитеатром Флавиев мог разве что слепой. Неуклюже сработанные трибуны, неряшливая и грязная арена, и особенно парадная ложа, широкая скамья, обнесенная перильцами и драпированная аляповатым ковром, выглядели в сравнении с античным храмом смерти сущей издевкой.

– Начнем, что ли, барин, – процедил сквозь плотно сомкнутые зубы Тимофей. – Не то солнце начнет припекать.

Фальк скинул верхнюю одежду, оставшись в сорочке и расписанной серебряным узором жилетке. Он был доволен собой.

– Вы правы, Ефимов, – с показной ленцой протянул штаб-ротмистр, – приступим, а то не дай Бог, употеем. Вам что, а мне, боюсь, не сыскать здесь приличной прачки. Извольте выбрать шпагу.

Молодой человек ослабил шнурок, освобождая витые рукояти от благородного атласа, и протянул сверток своему ученику. Тимофей Никифорович наугад выхватил один из клинков.

Нет, вздохнул фехтмейстер, тут не достаточно простого подначивания. Следовало взбесить противника, вывести его из себя. Он медленно натянул перчатки, поочередно сжал кулаки, не без удовольствия хрустнув пальцами, и вдруг с удивительной скоростью тряхнул рукой. Так, что сверток слетел с полуобнаженного клинка и замер у края арены алеющим комком.

– Вчера, друг мой, мы изучили с вами основные оборонительные позиции.

Иван Карлович отсалютовал противнику шпагой и с обманчивой сонливостью двинулся куда-то в сторону. Тимофей немедленно насупился и выставил клинок перед собой.

– Сих позиций, по Вальвилю, число изрядное и достаточное для целей самозащиты в подавляющем большинстве случаев. Однако теория и практика – вещи друг другу совершенно не тождественные. И сегодня я продемонстрирую вам приемы, к коим зачастую прибегают в настоящем бою лишенные благородства шельмецы и негодяи.

Проговорив это, молодой человек решительно сократил дистанцию. Короткое, едва уловимое глазом, движение и оружие новоиспеченного гладиатора повалилось на песок.

– Удар в кисть! – весло констатировал Фальк. – Скажите спасибо, что плашмя. Иначе не избежать вам, дорогой мой, травмы. И пресерьезной! Ну, не глядите на меня этаким волком, Ефимов, не глядите. Когда-нибудь это может спасти вам жизнь. Я обязательно покажу, как справляться с сей напастью. Позже. Теперь же предлагаю вашему вниманию новую каверзу. Поднимите, что обронили, я подожду. Ангард!

Тимофей неуклюже принял положенную стойку. Он по-прежнему молчал, но раскрасневшееся лицо и набухшая на шее жилка выдавали гнев.

Он чем-то неуловимо схож с Холоневым, подумал отставной штаб-ротмистр. Только тот – человек горячий и порывистый, точно лесной пожар, а этот напоминает заснеженный горный склон. Господи, как мне обеспечить сход лавины?

– Следите за ходом событий. Вот я показываю выпад. Вы, разумеется, без труда его парируете, с успехом применяя знания, полученные на вчерашнем уроке. Затем, ведая о любви неопытных бойцов к зеркальным атакам, я отхожу назад, оставаясь недосягаемым для контрвыпада. Конечно, вы этот выпад производите, однако, неминуемо делаете слишком длинный шаг и подставляете под удар ногу.

– Черт побери!

– Что и требовалось доказать. В реальной схватке, вы бы уже корчились в муках, тщетно пытаясь остановить кровь из рассечённой артерии на бедре.

Потирая ушибленное место, противник Ивана Карловича обижено засопел и изготовился отразить следующий удар. Превосходно, мысленно похвалил себя Фальк, оборона крепости почти пала. Требуется лишь водрузить стяг над поверженным бастионом.

– Мне остается поведать вам о последней хитрости. По низости своей значительно превосходящей две предыдущих. Если верить слухам, оная была изобретена французскими дуэлянтами времен короля Франциска Первого…

Оборвав самого себя на полуслове, учитель фехтования издал истошный вопль и занес шпагу высоко над головой Ефимова. Смысл этого почти театрального пассажа заключался в том, чтобы на мгновение парализовать своего оппонента внезапным криком. В военной терминологии такой фокус именуют "эффектом неожиданности".

Вместо того, чтобы оцепенеть от крика Тимофей Никифорович, не дожидаясь удара, машинально отмахнулся клинком. Неизвестно чем бы это закончилось, окажись на месте петербуржца менее искушенный фехтовальщик. Моментально сориентировавшись в ситуации, штаб-ротмистр изменил траекторию движения кисти и встретил вражескую сталь собственной. Притом проделал все это настолько ловко, словно был к такому повороту готов. И все бы хорошо, но подобная защита имела один существенный недостаток – она ни в коем случае не применялась в учебном бою, поскольку непременно влекла за собой ранение лица, предпринявшего атаку. Впрочем, иного выхода не было. Не отрази молодой человек этот удар, последствия для него были бы самые печальные.

Тимофей зажал разошедшееся багровыми краями запястье и мучительно побелел. Кровь обагрила песок под ногами. Фальк отшвырнул шпагу и схватил горе-ученика за руку.

– Кто вы на самом деле? Говорите честно и быстро. Вы глупец, если и впрямь вообразили, будто сможете скрыть от меня навык к оружию. Запираться нет смысла, вас выдал рефлекс.

– Грех вам, барин. Нарочно меня спровоцировали…

– О! Какие затейливые слова ведомы нашему дремучему лесовику!

Фехтмейстер переместил пальцы к самому увечью и, что есть силы, сдавил. Раненый глухо застонал и опустился на корточки.

– Мммм… отпусти, ваш бродь! Моченьки нет!

Отставной штаб-ротмистр наклонился вслед за Тимофеем и чуть ослабил хватку.

– Сделаю вам вопрос еще раз. Советую отвечать без промедления, иначе изойдете кровью. Через четверть часа последствия станут необратимыми. Признайтесь, и я тотчас отправлюсь за доктором Нестеровым. Вы губите себя сами. Собственным упрямством.

– Скажу!.. Только ты не балуй, ваше степенство. Пусти! Больно!

– Я жду, – голос Ивана Карловича звенел булатом. – Что вы за человек?

– Служивый. Егерь первого батальона Кабардинского восьмидесятого пехотного полка. Ефимов Тимофей. Беглый я, барин… Дезертир.

Фальк выпрямился. В эту минуту он испытывал только одно чувство – чудовищное разочарование. Выходило, что Ефимов никакой не агент! Вместо крупной добычи в капкан угодила мышь.

Глава восемнадцатая

Это был бархатный платок, приятного фиалкового цвета, но, в сущности, самый обыкновенный. Надо думать, не очень-то и дорогой. Платок как платок. С