— Благодарю вас, — сказал он пареньку, одергивая куртку. — Все в порядке, я не бандит.

— А я ничего подобного не имел в виду, — сказал парень. — Просто у меня свидание, а она…

— Все ясно, — сказал Илларион. — Благодарю вас.

Он быстро прикончил свой обед, расплатился и покинул кафе. Настроение было испорчено. Тот факт, что он позволил себе пусть мелкий, но вполне очевидный для первого встречного прокол, отнюдь не добавлял бодрости. Слишком много всего сразу навалилось на него сегодня. Вот и увлекся логическими построениями, забыв об осторожности…

Илларион вдруг почувствовал себя одиноким и всеми покинутым. Это было новое ощущение, и он с интересом прислушался к себе. Ему часто приходилось действовать в одиночку, подвергаясь при этом гораздо большей опасности, чем сейчас. Горы жестоки, и спрятаться там не так просто, как кажется некоторым диванным стратегам, теоретикам с бутылкой пива. Это застывший в вечной неподвижности мир, в котором движутся только облака и ты. В горах было труднее.

В чем же дело? Вокруг — многомиллионный людской муравейник, в котором ничего не стоит затеряться без следа. Нырнул в толпу — и нет тебя. Выследить в городе человека, который знает, что за ним охотятся, не так-то просто, да вот поди ж ты…

В этом-то и фокус, решил Илларион. Слишком много вокруг людей. Это создает иллюзию принадлежности к какой-то группе, все время хочется с кем-то поделиться, переложить часть своего груза на чужие плечи, да просто поговорить, в конце концов. В обыденной жизни то, что до тебя, по сути, никому нет дела, воспринимается как должное — у тебя есть твой дом, твои книги, твои друзья… твои метательные ножи, наконец. Или, скажем, твоя машина. Отбери у горожанина все это, и что ему останется? И плевать на то, что в горах он может неделями жить на полном самообеспечении и до бесконечности дурачить бородатых восточных крестьян, вооруженных лучшими образцами отечественного и зарубежного оружия. Ему, бедолаге, и заночевать-то негде: в гостиницу с местной пропиской не пустят, и даже на вокзалах завели моду — пускать в зал ожидания только по билетам… А если еще направить по его следам гончих, да расставить на каждом шагу капканы… Только и останется, что дать ему немного свободного времени, и, глядишь, он уже твой — бери его, тепленького, голыми руками. Сам придет.

«Черта с два, — подумал Илларион. — То есть, я приду, конечно, но как бы вам об этом не пожалеть».

Он хотел позвонить Мещерякову, но решил подождать — сказать ему было пока нечего, а если бы у полковника появилось что-то новенькое, он позвонил бы сам. Поэтому Забродов решительно выкинул из головы невеселые мысли и кратчайшим из известных ему путей отправился на Ленинградское шоссе, имея твердое намерение выследить Виктора Быкова и все-таки задать ему пару вопросов. По крайней мере, это было какое-то реальное дело, альтернативой которому мог служить разве что ответный визит к Северцеву в стиле Терминатора: «Аста ла виста, бэби…» Картинка рисовалась заманчивая, но спешить не стоило: этак и впрямь придется бежать в какую-нибудь Фергану и дальше, в горы, где все просто и понятно. Бороду отрастить…

Спустя некоторое время Илларион припарковался напротив универмага «Водник», оказавшегося малозаметным магазинчиком, расположенным на первом этаже желто-кирпичной девятиэтажки достославных хрущевских времен. Район был и вправду какой-то очень уютный, несмотря на грохочущее и воняющее широченное шоссе. Рядом, за чугунной оградой, буйно зеленел парк, да и точечные девятиэтажки напротив по пояс утопали в зелени. Произрастающую в городе флору Илларион не только любил, но и безгранично уважал за неистребимую жизнестойкость, позволявшую ей расти, зеленеть и плодоносить в совершенно невыносимых, казалось бы, условиях.

Илларион закурил и откинулся на спинку сиденья, сетуя на то, что в «жигулях», как, впрочем, и во всех отечественных автомобилях, совершенно некуда вытянуть ноги. Но повод для радости можно было найти и здесь: все-таки не «запорожец». Он внимательно наблюдал за районом предполагаемого обитания бывшего офицера воздушно-десантных войск, а ныне страстного рыболова Виктора Быкова.

Вечерело. Вожделенный Быков упорно не появлялся на горизонте ни за рулем своего зеленого «броневика», ни в пешем строю. Иллариона это не смущало — он и не надеялся заарканить добычу так скоро, вот только очень хотелось спать. Когда часы на руке показали час пополуночи, Илларион решил, что на сегодня с него хватит. В конце концов, если это Быков убил старика, с его стороны было бы вполне логично на день-другой затаиться в своей норе и посмотреть, что будет. Или вообще на время исчезнуть из города. На рыбалку, к примеру. «Если и завтра не появится, — решил Забродов, — поеду на озеро. Будет у нас пикничок с подтекстом».

Он заехал в ночной гастроном и купил бутылку водки, после чего без приключений добрался до автомобильной стоянки, на которой остался его осиротевший «лендровер». Проезжая вдоль забора из проволочной сетки, Илларион заметил, что его машина заботливо укрыта от любопытных глаз каким-то здоровенным линялым брезентовым полотнищем, и мысленно поблагодарил своего бывшего курсанта за сообразительность и расторопность.

Родин, казалось, совсем не удивился его возвращению. Он кивнул на стоявший в углу сторожки деревянный топчан, выстланный какими-то телогрейками.

— Ночуй, командир. Какие могут быть вопросы?

Водка была выпита, закуска съедена, сигареты выкурены, и Илларион улегся на топчан. Это было не самое удобное ложе на свете, но через минуту Забродов уже спал сном невинного младенца, вызывая тем самым острую зависть Родина, вынужденного бдить по двум веским причинам: во-первых, такова была его работа, а во-вторых, единственное спальное место в сторожке занял Забродов.

Утром Илларион вновь прибыл на свой наблюдательный пост.

Небо затянуло насморочными тучами, и сеявшийся сверху мелкий дождик ухудшал видимость, но Иллариона такая погода вполне устраивала: будь она солнечной, уже к десяти часам утра машина превратилась бы в раскаленную духовку. Он решил пока не форсировать события и постараться выследить Быкова путем пассивного наблюдения: что-то подсказывало ему, что визит к рыбаку-книголюбу на дом мало что даст. В самом деле, что ему сказать?

Но уже к полудню деятельная натура Забродова начала бунтовать. Он теряет время, сидя здесь и глазея по сторонам, а между тем его ищут по всей Москве. А вдруг Быков не преступник, а очередная жертва, намеченная людьми Северцева? Если им было известно о Гершковиче, то и о Быкове они могли знать, и стоявший в ту ночь у магазина зеленый «москвич» мог быть попыткой, во-первых, подставить следствию «резервного» подозреваемого, а во-вторых, выманить Забродова из норы, если тот вдруг как-нибудь ускользнет от капитана Рябцева. Если так, то план их сработал в полной мере — вот он, Забродов, второй день сидит и ждет, когда его сцапают.

А может, Быков уже мертв? Или уехал-таки на рыбалку? Ближайший гастроном находился в поле зрения Иллариона. Не святым же духом он там у себя питается? Ну, положим, гастроном — это не самое главное, в гастроном и сам Илларион мог не ходить неделями, особенно когда бывал сильно чем-нибудь занят. Но вдруг его просто нет дома? Что тогда?