— С вашими деньгами ничего не случится, не волнуйтесь, — успокоил Модина Колосов. — Мы заинтересованы в том, чтобы они были в целости и сохранности, хотя бы для того, чтобы быть использованными в качестве вещественного доказательства. Не скрою, вы с вашими проблемами долговыми интересуете нас мало, В принципе вам надо было бы просто в срок возвращать деньги тем, у кого вы их брали, а не обманывать людей. Лично нам нужен Лехистан — Кедров. А для того чтобы его хоть как-то зацепить, нам нужна не проваленная изначально, зато громкая операция, а доказанный состав преступления — «вымогательство». Для этого мы и используем помеченные купюры. Я поеду с вами на встречу с этими людьми, ну… скажем в качестве вашего телохранителя. Кстати, а таковые у вас имеются?

— Я не член правительства, — огрызнулся Модин. — Наше торговое объединение имеет сеть собственной внутренней охраны. Но лично я для себя никогда не имел. И вообще это излишество, пустая трата денег. Да это и как-то странно.

— Ну, они ведь не ставили вам прямого условия, чтобы вы приехали один, правда? Приедем вдвоем.

— Кончай артачиться, дед, — Обухов тяжело хлопнул «человека, годящегося им в отцы» по плечу. — У нас тут свои правила игры. Деньги твои не пропадут. Шваль эта от тебя от станет. Разве не этого ты добиваешься? А в остальном запомни: ты пешка. Что будет, как, зачем и почему, решать уже не тебе. Здесь не твой евросупермаркет, усек? Тут я командир. И мне на твои деньги, на твои связи и на всю твою коммерцию — наплевать и растереть. Понял, ну?

Модин поднялся. У него дрожали руки. Он никак не мог спрятать «Паркер» во внутренний карман пиджака. А Колосову показалось: «человек, годящийся им в отцы», человек пришедший к ним хоть и с ложью в кармане, но все-таки за помощью и зашитой, постарел на несколько лет.

Эту операцию впоследствии окрестили в розыске «Желтый чемоданчик». А Колосову не раз приходилось опровергать вздорные слухи о том, как «РУБОП приковал к кейсу начальника отдела убийств, а тот даже не смог оказать сопротивления».

В принципе в этом деле не было ничего забавного, а даже наоборот. Но вся эта обуховская «комбинация» отчего-то весьма, быстро перешла в разряд комических и легендарных баек, которые так часто рассказывают в милиции. Да и сам Никита скорей бы дал руку себе отрубить, чем признался коллегам, как ему на самом деле хреново было в роли «телохрана», словно шавка приблудная прикованного цепью к кейсу с «ба-альшими деньгами».

В отделе убийств Колосова потом частенько спрашивали его же собственные коллеги: а для чего понадобилось городить столь сложный огород по модинскому делу о «лжевымогательстве», добиваясь какого-то мифического полного и доверительного контакта с этим человеком? Не проще ли было просто заставить его давать нужную информацию, припугнув, поднажав, поставив жесткие условия: «либо ты нам, дорогой, либо мы тебе». Никита на все Подобные вопросы глухо отмалчивался. Иногда отговаривался от наиболее настырных старым афоризмом, что, мол, и два человека могут привести лошадь к водопою, но и сорок не заставят ее пить.

Он никогда впоследствии не распространялся о том, что действительно произошло между ним и владельцем сети торговых павильонов по продаже стройматериалов. Он не хотел ничего никому объяснять еще и потому, что ему и самому до конца было непонятно самое главное: как вообще после их с Обуховым наезда Модин пошел с ними на какой-то человеческий контакт.

Операцию «Желтый чемоданчик» рубоповцы провели, как Обухов впоследствии хвастал, «без сучка, без задоринки». Он был великий умелец отчитываться во всех своих профессиональных свершениях перед высоким начальством.

А у самого начальника отдела убийств воспоминания о дне этой операции были разбиты на какие-то отдельные разрозненные фрагменты, которые было сложно объединить в общую картину происшедшего. Отсчет времени для Колосова начался с одиннадцати часов вечера еще не истекших суток, это и был фрагмент первый: они с Обуховым полуночничают в святая святых — аналитическом центре РУБОП. Шерстят банк компьютерных данных «Группировка и Преступное сообщество», изучая подноготную каждого члена красновской ОПГ.

«Вот этого постарайся хорошенько запомнить, эту морду тоже. А этот вряд ли там появится — по нашим данным, он уже как-то не у дел. Это… ба, Коля Краузе — кличка Маузер, — читай его послужной списочек. Впечатляет? Ничего себе пельмешка, Да? А этого я лично знаю, встречались… Потом, естественно, отпустили за недоказанностью… Руку он себе переломил еще „при попытке к бегству“… А этот тихий у них, малахольная божья коровка — молодой еще, да и на кокаине. А вот это — любуйся на него — вообще чудо в перьях», — таким образом Обухов наставлял начальника отдела убийств, листая банк данных, поднимая оперативные разработки на каждого из красновцев. Колосову с его подачи приходилось запоминать тысячу разных вещей: кто из братков какой по характеру — кто покладист и туг на мозги, а кто суетлив, истеричен и агрессивен, кто, когда, где и с кем сидел — каким судом был осужден. Кто каким оружием владеет и к какому его виду имеет сердечную склонность — от пистолета до гранатомета. У кого дома семеро по лавкам, а кто до сих пор гуляет в холостяках, обремененный лишь «горячо любимой парализованной мамочкой». Кто страстный собачник, лошадник, кошатник, не пропускающий ни одной выставки, а кто по жестокосердию своему на дух не переносит животных и постоянно развлекается тем, что палит в полях Подмосковья из «Макарова» по воронью. Кто предан Лехе-Лехистану душой и телом, а кто давно уже, по обуховским данным, вынашивает на своего босса увесистый камень за пазухой.

Одним словом, голова от всей этой аналитики шла кругом. А Обухов смолил одну сигаретку за другой и тоном доброго усталого, «старшего товарища по оружию» вдалбливал коллеге сведения, которые «а вдруг да пригодятся» и которые, по его глубокому убеждению, только умственно отсталого могут не интересовать.

Фрагмент второй ассоциировался в памяти Никиты с так называемым «возвращением блудного клиента»: Модин вместе с сотрудниками РУБОП ездил домой и привез деньги; предназначенные для уплаты откупленного долга. Купюры на общую сумму в триста тысяч «зеленых» аккуратненько пометили спецсредством и сложили в кейс Модина. Обухов, собственноручно проверил «приманку», замок и установил код. По его лицу было видно: ох и доволен он, что темп операции выдержан в лучших традициях гангстерского боевика. Будет потом что вспомнить в мемуарах.

Фрагментом третьим, запечатленным памятью Колосова, было лицо Модина, когда они уже садились в машину. Долгожданный звонок от «кредиторов» поступил в 8.15 утра. Видимо, то были люди деловые и занятые, буквально на вес золота ценившие свое рабочее время. Модина чей-то приятный баритон сухо спросил: а будет ли песня? Услышав взволнованные заверения, назначил время — 9.15 и место — 42-й километр Горьковского шоссе.

— А этим людям не покажется странным, что я сам веду машину, в то время как мой личный телохранитель сидит сзади и… — В тот момент Колосову и запомнилось лицо Модина: лихорадочно блестящие, красные от бессонной ночи глаза, резко обозначившиеся морщины у губ, безвольный подбородок, утонувший в складках шеи, и какая-то необъяснимая покорность во всем его облике. Словно этот человек в душе уже совершенно махнул на все рукой и приготовился к самому худшему. Никита тогда еще подумал, помнится: этот пожилой полный человек в дорогом костюме за рулем дорогой иномарки столь наглядно сейчас выступает в роли обреченной жертвы, которую ведут на алтарь, что от этого безволия и покорности как-то даже становится не по себе.