Зазвенел другой звонок — из гостиной, миссис Таунсенд снова подскочила. И с видимым облегчением сдалась:

— Ладно, уговорили. — Она поглядела на меня: — Но если тебе хоть что-нибудь понадобится, буди меня немедля, слышишь?

* * *

Я взяла поднос и по полутемной лестнице поднялась в главный вестибюль. И тут же попала в море жары и света. По распоряжению леди Эшбери все шторы в доме были задернуты — траур. Однако верхнее стекло в парадной двери загородить было невозможно, и солнце свободно проникало в дом. Совсем как фотоаппарат: вестибюль — капля жизни и света в середине глухой черной коробки.

Я отворила дверь гостиной. Воздух в комнате был густой, застоявшийся, напоенный летней жарой и семейным горем. Стеклянные двери заперли, занавески — и плотные парчовые, и тонкие тюлевые — задернули, и они свисали тяжело и недвижно, будто в летаргическом сне. Я затопталась у двери. Что-то не пускало меня, что-то непонятное, не связанное с темнотой и жарой.

Когда глаза привыкли к полутьме, я начала различать, что творится в комнате. Лорд Гиффорд, пожилой и грузный, сидел в кресле покойного лорда Эшбери, разложив на могучих коленях кожаную папку, и читал вслух, явно наслаждаясь звучанием собственного голоса. Около него на столе горела элегантная медная лампа с цветочным рисунком, бросая вокруг себя четкий круг мягкого света.

Напротив, на кожаном диванчике, сидели леди Вайолет и Джемайма. Две вдовы. Леди Вайолет, и без того сдавшая в последнее время, с утра будто усохла: крохотная фигурка в черном креповом платье, лицо полускрыто темной кружевной накидкой. Джемайма тоже в черном, с бледным, пепельным лицом. Ее обыкновенно пухлые руки сейчас казались маленькими и хрупкими на непомерно раздутом животе. Леди Клементина удалилась в свою комнату, за нее осталась Фэнни, все еще лелеющая надежду выйти за мистера Фредерика. Она сидела с другой стороны от леди Вайолет с выражением приличествующей случаю скорби на лице.

Цветы, которые я срезала в саду только сегодня утром — розовые рододендроны, кремовые клематисы и ветка жасмина — теперь беспомощно свисали из вазы. Жасмин наполнял и без того спертый воздух удушающим ароматом.

Мистер Фредерик в наглухо застегнутом сюртуке стоял у стола, положив руки на каминную полку. В полумраке его лицо с застывшими немигающими глазами казалось восковой маской. Лампа светила неярко, и один глаз оставался в тени. Второй — темный, неподвижный, уставился четко в цель. На меня.

Мистер Фредерик шевельнул пальцами — еле заметный жест, на который я едва бы обратила внимание, не стой он так неподвижно. Хочет, чтобы я поставила поднос около него. Я взглянула на леди Вайолет, сбитая с толку как нарушением традиций, так и странным вниманием хозяина. Она не заметила меня, и я повиновалась мистеру Фредерику, стараясь не встречаться с ним глазами. Он кивнул мне на чайник, веля разливать, и перевел взгляд на лорда Гиффорда.

Я никогда еще не разливала чай в гостиной — для хозяев! Хорошо хоть, в комнате полумрак. Поколебавшись немного, я взяла молочник, слушая, как лорд Гиффорд продолжает читать:

— «…Кроме уже упомянутых исключений, имение лорда Эшбери вместе с титулом переходит к его старшему сыну и наследнику, майору Джонатану Хартфорду».

Он сделал паузу. Джемайма всхлипнула — сдавленно и жалко.

У мистера Фредерика что-то екнуло в горле. Волнуется, решила я и украдкой поглядела на него, пока налила молоко в последнюю чашку. Он вздернул подбородок, пытаясь взять себя в руки. Глубоко и размеренно задышал. Побарабанил пальцами по каминной полке и сказал:

— Продолжайте, лорд Гиффорд.

Лорд Гиффорд поерзал в кожаном кресле, которое горестно вздохнуло, печалясь об утерянном хозяине. Откашлялся и повысил голос:

— «…поскольку с момента получения известия о гибели майора Хартфорда никаких новых распоряжений сделано не было, имение, согласно закону о праве первородства, переходит к старшему сыну майора Хартфорда». — Лорд Гиффорд поглядел поверх очков на живот Джемаймы и продолжил: — «В случае, если у майора Хартфорда не останется сыновей, имение и титул переходят ко второму сыну лорда Эшбери, мистеру Фредерику Хартфорду».

Он поднял голову, электрический свет заиграл на стеклах очков.

— Похоже, нам всем придется немного подождать.

Лорд Гиффорд замолчал, и я воспользовалась паузой, чтобы передать чашки леди Вайолет и Джемайме. Джемайма взяла свою безучастно, не глядя на меня. Леди Вайолет вообще отмахнулась. Только Фэнни приняла предложенный чай с видимым удовольствием.

— Чаю, лорд Гиффорд? — учтиво обратился к нему мистер Фредерик.

— Да, спасибо. С молоком и без сахара, — ответил тот, поправляя взмокший, прилипший к шее воротничок.

Я осторожно подняла чайник и, стараясь не обжечься паром, налила чай. Передала лорду Гиффорду чашку и молочник, которые он взял, не глядя на меня.

— Я слышал, у вас неплохо идут дела, Фредерик? — спросил он, вытягивая трубочкой пухлые губы и прихлебывая чай.

Уголком глаза я заметила, что мистер Фредерик кивнул.

— Лучше не бывает. Мои рабочие легко переключились с автомобилей на аэропланы, и недавно мы даже подали заявку на тендер, объявленный военным министерством.

— Будем надеяться, его не выиграют американцы. Говорят, у них достаточно аэропланов, чтобы завалить всю Британию.

— Не спорю, Америка выпускает немало машин. Но я бы в их аэроплан не сел.

— Почему же?

— Массовое производство, — объяснил мистер Фредерик. — Люди работают слишком быстро, в ритме конвейерной ленты, у них нет времени проверить, все ли сделано правильно.

— Так министерство, вроде, не возражает.

— Министерство не видит дальше собственного носа. Но им придется признать очевидное. Как только они увидят наше качество, они перестанут покупать эти консервные банки. — Он преувеличенно громко захохотал.

Я невольно подняла голову, удивленная. Для человека, только что потерявшего отца и единственного брата, мистер Фредерик держался на удивление хорошо. Слишком хорошо, думала я, начиная, несмотря на восторженные описания Нэнси и преданность Ханны, склоняться к тому, что Дэвид был прав, говоря об отце, как о недалеком и злобном человеке.

— А как там юный Дэвид? Пишет? — спросил лорд Гиффорд.

Я как раз протянула мистеру Фредерику чашку. Он резко дернул рукой, перевернул ее, дымящийся чай пролился на бессарабский ковер.

— Ой! — вскрикнула я, холодея. — Простите, сэр!

Мистер Фредерик посмотрел на меня и, видимо, что-то прочел в моем взгляде. Открыл было рот, но передумал и промолчал.

И тут всех отвлек короткий вздох Джемаймы. Она выпрямилась, схватилась за бок и провела рукой по тугому животу.

— Что? — спросила из-под вуали леди Вайолет.

Та не ответила; казалось, она безмолвно разговаривала со своим младенцем. Держалась за живот и смотрела перед собой невидящими глазами.