Я прижимаюсь спиной к двери и слушаю, что происходит на лестнице.

Моё сердце стучит часто и громко, как будто хочет выскочить из груди.

Я чувствую спиной холодную гладь дерматина. Слышу шипение рации. Дима стоит. Он не уходит. Я покрываюсь холодным липким потом. Я вдыхаю воздух полной грудью и уже собираюсь выскочить обратно на лестницу. Лишь бы только Валера не ушел, увидев Диму. С его больной ревностью это вполне может быть.

Два неловких шага. Он топчется на месте. Я слышу звук стремительно приближающихся шагов другого человека. Почему всё так нелепо в моей жизни?

Время замерло. Сколько секунд нужно, чтоб подняться на пятый этаж?

И тут рация начинает издавать громкие призывные звуки. Я не могу разобрать слов.

– Да. Рыбкин, – Димин голос громким эхом раздается по всей лестничной клетке. А вместе с этим я слышу, как он уходит.

В каком месте они встретились? Кто что подумал? Вот Дима точно понял, к кому идёт мужчина с гигантским букетом алых роз. Блин. Блин. Блин.

«Дзынь!» – раздаётся звук звонка.

Я медленно ставлю цветок на пол и задвигаю ногой в угол. Стараясь не шуметь, я отхожу от двери. На мне каблуки, и не шуметь сложно. Я медленно их снимаю и, держа в руках, бегу к комнате. Там я надеваю туфли и уже нормальным шагом иду к двери. Я же знаю, что он это слышит. Я собираюсь подойти к двери эпично.

Вдох. Выдох. Сердце ты-дыщ… ты-дыщ… Хочет выскочить из груди.

– Привет, – говорю я и открываю дверь.

Радостный Песец мчится навстречу к хозяину с громким лаем. Кот опасливо смотрит из-за угла. А я с разбегу пытаюсь прыгнуть на один сплошной букет, но мне это не удается.

Валеру не видно из-за алых роз. Их какое-то неимоверное количество. Душистость цветов обволакивает меня, едва я открываю дверь. Он здесь. Всё хорошо. Мне сложно обнять его сквозь цветы, но я все рано пытаюсь сделать это.

– Привет. Тебя пытались загрести менты?

Не хочу я отвечать на этот вопрос, я хочу целоваться.

Букет падает, и цветы рассыпаются по полу в коридоре.

На собаку отлетает пальто Валеры.

А я ниспадаю в объятия любимого мужчины.

Я этот момент внешний мир перестает для меня существовать. Его запах. Вкус его губ. Имеют для меня гораздо большее значения, чем все остальное. Я вся превращаюсь в один сплошной комок страсти. И кажется, что если я сейчас не сольюсь с ним в одно целое, то умру.

– О! Опять надувной матрас! – в голосе Валеры я слышу радость, а не укор. Или мне просто кажется. Но поцелуи ударили мне в голову посильнее вина.

Валера приносит меня на руках в комнату и ставит на ноги. Я немного отхожу и могу разглядеть его в мерцании огней свечей. У него усталый вид. Тёмные круги под глазами. И он как будто даже похудел.

– Я всё думал, куда же ты переехала? Неужели к маме?

Он оглядывается по сторонам, трогает мои вещи.

– У тебя ещё и кот? Удивительно, как много изменилось за эти три недели.

Кот на подоконнике, пёс под ногами. Все увлечены затянувшейся мизансценой. А я расплылась в счастье от поцелуев и неистово хочу продолжения.

– Расстегни моё платье, – говорю я и поворачиваюсь спиной к Валере.

– Тогда я вряд ли посмотрю твою квартиру.

– А ты за этим сюда приехал?

– Нет. Я соскучился.

– Я утром тебе все покажу. Но тебе не понравится.

– Да я уже это понял.

Я стою лицом к камину, Валера подходит сзади. Он обнимает меня и утыкается носом мне в шею. Большой, уютный и родной, что я могу ещё сказать?

– Я очень разозлился, когда ты ушла, – говорит он и начинает задирать мое платье. Узкий подол не так-то просто поднять, но ему это удается. – Я злился, скучал и ненавидел тебя, особенно когда понял, что ты во всём права. Твоё письмо ударило по моему самолюбию, меня никто и никогда не бросал.

Он разрывает мои колготки одной рукой и стягивает трусы, а второй залезает в ворот узкого платья и хватается за грудь. Я падаю под тяжестью его тела и упираюсь руками в глянцевые плитки облицовки камина. Он не делает мне больно. Мне приятно.

Я чувствую, как важно ему сейчас меня победить. И не пытаюсь спорить. Я податливо разрешаю ему делать, всё, что он хочет. В едином ритме страсти продолжается этот танец, но слишком быстро. Мне его недостаточно для полного удовлетворения.

В изнеможении Валера падает на мою импровизированную кровать, а я продолжаю стоять у камина, поправляя юбку.

– Прости. Иди ко мне.

Как есть, в платье, я ложусь на матрас с ним рядом.

Его энергичное громкое дыхание бьет мне в шею. Он обнимает меня, и вот я уже смята под тяжестью его тела. Сильные руки сжимают меня и не дают возможности пошевелиться.

– Прости. Я сейчас…

– Всё нормально, – говорю я, но понимаю, что не очень.

Мы лежим в тишине. Свечи мерцают и оставляют тени на стенах. С одной стороны, я счастлива, что Валера рядом, а с другой – я разочарована. И дело не в грубости и быстротечности вспышки страсти, а в том, что я изменилась. Мне все ещё хочется, чтоб он обнимал меня, чтоб покрыл поцелуями каждый сантиметр моего тела, но вместе с тем я чувствую, как ему здесь некомфортно. Как не нравится ему моя квартира, хоть он даже её ещё не видел целиком.

Моя квартира – это я! Спасание бомжей и поиски тайн – это я! Отсутствие адекватной работы и любовь к рефлексии – это тоже я. Впервые в жизни в объятьях любимого мужчины я понимаю, что отрицать свою природу – это путь в никуда. Пока Валера пытается прийти в себя и собраться к следующему рывку, я принимаю крушение своих иллюзий.

– Покурим? – предлагаю я.

Медвежья хватка ослабевает, и я могу встать. Я иду за сигаретами и попутно беру бутылку с вином. Валера молча наблюдает за моими движениями. Я сажусь по-турецки на край матраса и закуриваю сигарету. Отдаю её ему, а сама откручиваю пробку у бутылки и делаю глоток.

– Ты изменилась.

– А ты нет.

Я делаю ещё глоток, а потом отставляю бутылку с вином к батарее. Всё завтра. Сегодня я буду предаваться любви. Я выпью эту чашу до дна. Что завтра – не имеет значения, я подумаю об этом потом.

Я встаю с кровати и включаю музыку. Тихий блюз разливается по квартире. Старый потрепанный стул я ставлю в центр комнаты. Кладу на него свои туфли. Снимаю рваные колготки и кидаю их в камин. Сложно снять узкое платье красиво, но сегодня это у меня получается.

Моё неидеальное тело показывать сложнее, чем душу. Мне тридцать пять, у меня лишний вес, целлюлит и неидеальные пропорции. Точнее, диспропорции. Но, кинув на стул бельё, я могу танцевать и видеть в Валериных глазах восхищение, желание и любовь. Я могу отдаться музыке без остатка. Могу принять себя такой, какая я есть. Могу быть неидеальной и счастливой.