Маркиз сорвался с места и минут десять в молчании колесил понеровным разбитым улицам центра. Длуголенский тоже молчал, видимо, приходя всебя после перенесенного потрясения. Наконец несколько успокоившись, онповернулся к Лене и снова спросил его:

– Кто вы? Что вам нужно?

– В данный момент, – ответил Леня, подъезжая ктротуару и останавливаясь, – я тот человек, который спас вам жизнь.

– А может быть, вы и заминировали мою машину? –подозрительно спросил доктор.

– Нет, – Маркиз тяжело вздохнул и в упор посмотрелна Длуголенского, – все-таки благодарность не свойственна человеческомуроду! Вашу машину заминировал высокий худой гибкий человек с очень смуглымлицом. Вы знаете такого?

– Ах, мерзавец! – Доктор опустил глаза. – Ондождался, пока я закончу лечение, и решил убрать меня! Как раз сегодня я провелпоследние процедуры…

– Я так и думал, – проговорил Маркиз и достал изкармана фотографию Моники Тизенхаузен. – Вы делали операцию этой девушке?

Борис Львович посмотрел на фотографию и обреченно кивнул:

– Да, ей… но только это тайна, страшная тайна.

– Настолько страшная, что вас из-за нее только что чутьне убили, – напомнил Маркиз.

– Все-таки объясните мне, кто вы и какой в этом делеваш интерес?

– Я представляю страховую компанию, которая выплатиластраховку по случаю смерти этой женщины, – проговорил Леня честным иубедительным тоном, почти не отклоняясь от истины, – поэтому мне нужнополучить доказательства того, что она жива.

– У вас есть документы? – подозрительным тономспросил доктор.

– Слушайте, вы меня просто удивляете! –рассердился Маркиз. – Какие к черту документы? А если придут люди визвестное вам помещение на Тринадцатой линии Васильевского острова и попросятпоказать документы, что вы им скажете?

– Там частная квартира, – испуганно забормоталдоктор и схватился за голову.

– Я вас умоляю! – Маркиз воздел руки к небу, дляэтого ему пришлось бросить руль, и машина сильно вильнула. – Сейчас жерассказывайте все про операцию! И имейте в виду: у вас и у меня очень маловремени.

– Ой, они меня точно убьют! – простонал БорисЛьвович, схватившись за голову. – Для этих людей убить скромного врача –все равно что выпить рюмку водки!

– Раньше нужно было думать, – безжалостнопроговорил Маркиз, – нечего было браться за такую операцию! Сразу же былоясно, насколько опасны эти люди!

– Да, – печально согласился Длуголенский, –но у меня двое детей. Вы не представляете, сколько на них нужно денег! Однаучеба…

– Вот теперь и расхлебывайте… Но я могу сказать вамтолько одно: пока вы – единственный, кто может опознать Монику, за вашу жизньне дашь и ломаного гроша, но если вы поделитесь со мной информацией – опасностьлично для вас уменьшится.

Борис Львович тяжело вздохнул и сказал:

– В конце концов, если бы не вы, от меня уже осталасьбы горстка пепла… Ладно, поедем на Васильевский остров.

Маркиз, не спрашивая у доктора дорогу, уверенно приехал наТринадцатую линию и свернул во двор.

– Раз вы все знаете, – сердито посмотрел на негоДлуголенский, – тогда что же вам нужно от меня?

– Я не зря ем свой хлеб, – скромно потупилсяМаркиз, – но неприкосновенность вашего кабинета я не нарушал. Я чтуУголовный кодекс, в разумных пределах, конечно.

Доктор позвонил, ему открыли, не спрашивая, видно,разглядели. За дверью был небольшой уютный холл, освещаемый мягким светом. Вуглу у двери на простом стуле сидел пожилой охранник. На звук открываемой дверивыглянула женщина средних лет в белоснежном халате и очень удивилась, увидевдоктора, как видно, в такое время он никогда здесь не бывал.

– Как хорошо, что вы зашли, Борис Львович! –воскликнула она. – Я как раз хотела посоветоваться насчет Черепицыной…

– Вероника Михайловна, – прервал ее доктор, –я срочно уезжаю, когда вернусь, сообщу. Прием временно прекратить, отменитьвсех назначенных больных.

– А Черепицына? – растерялась женщина. – Ведьона…

– Да черт с ней, с Черепицыной! – заоралдоктор. – Пускай хоть сто лет со своим носом ходит!

Он хлопнул дверью кабинета.

– Извините его, – шепнул Маркиз изумленнойженщине, – он нервничает. Отмените всех больных да скажите тому типу удвери, чтобы не спал на работе и открывал дверь только вам и персоналу, да и толучше бы всех распустить… пока.

Он правильно разглядел в женщине твердый характер, понял,что она не испугается и не станет причитать. Вероника Михайловна молча кивнулаи отправилась к себе.

В кабинете доктор Длуголенский что-то сделал со стеннойпанелью, она отодвинулась в сторону и открылась внешняя стенка небольшогосейфа.

– Тайничок так себе, – хмыкнул Маркиз, –невооруженным глазом видно, что за панелью что-то есть. И сейф, прямо скажу,барахло, фирма «Барелли» несолидная. Немецкие надо брать…

– В следующий раз с вами посоветуюсь! – огрызнулсядоктор.

– Неплохо бы, – скромно согласился Маркиз.

Борис Львович достал из сейфа конверт из желтой глянцевойбумаги и протянул Маркизу.

– Вот, смотрите, такой она пришла ко мне. – Онпоказал фотографию рыжеволосой девушки с излишне резкими, хотя и оченьмиловидными чертами лица.

– И вы не заподозрили неладное? – спросилМаркиз. – Ведь, на первый взгляд, в лице у девицы нет никаких недостатков.

– Вы себе не представляете, до какого абсурда доходятэти богатые идиотки! – вздохнул доктор. – Требуют, например, кабсолютно славянскому типу лица классический нос! Не нравится им свой курносый,видите ли. А что он к лицу не подходит, это им все равно! Вдруг всемпонадобились пухлые губы, как у Анджелины Джоли!

– Так в чем же дело? Что вас насторожило в этомслучае? – Маркиз показал на фотографию.

– Такие лица обычно не переделывают. У людей с такимичертами лица весьма своеобразный характер… Но…

– Она была очень настойчива, да?

– В общем, я согласился и очень жалею об этом.Вот, – доктор протянул другой снимок, – такой она должна была стать истала.

Лицо Моники полностью изменилось. Все было другое – разрезглаз и форма носа, скулы – выше, рот – круглее. Сам облик стал слегка размытым,так что умелая косметика могла придать этому лицу совершенно разные выражения.

– Она обстригла волосы коротко и выкрасилась вбрюнетку, – добавил доктор, – но, разумеется, это ничего не значит.

– Да уж, – Маркиз внимательно разглядывалснимки, – вы, доктор, большой мастер!