Даже в темноте было видно, что Гамильтон побагровел.

«Ага!» — подумала Шинед.

— Подумайте хорошенько, — продолжала она. — Вы же без меня не справитесь. Посмотрите, кто из вас еще способен открыть эту дверь? Вы читали эту загадку?

Все повернулись к двери и увидели на ней табличку:

— Видите? Во второй строчке есть один лишний о слог, который мешает стихотворению, если это стихотворение, — сказала Шинед. — И анаграмма слова «семья» это «я есмь», что, несомненно, берет свое начало в…

— Шинед, успокойся, — сказала Эми. — То, что здесь написано, правда. Это… это цель жизни Мадригалов.

Она прошла мимо Шинед и толкнула дверь. Дверь легко распахнулась.

— Понятно?

Руки Эми тряслись, когда она открывала дверь. Она мельком посмотрела на остальных.

— Мадригалы с самого начали хотели объединить всю семью, — медленно начала говорить Эми. — Мы потомки Мадлен, пятого ребенка Гидеона и Оливии Кэхилл. И…

— Но у них было только четверо детей! Откуда пятый?! — закричал Гамильтон.

Все остальные дружно закивали и вслух согласились с ним.

Она сделала глубокий вздох и, сжав кулаки, спокойно продолжала:

— Гидеон погиб, когда Оливия ждала пятого ребенка. Мадлен родилась уже после того, как ее братья переругались и разъехались по свету кто куда. А очень скоро стало слишком опасно говорить о рождении еще одного ребенка. — Эми чувствовала, что и ее жизнь сейчас находится в опасности. — Короче говоря, Мадригалы просто хотят остановить вражду между нами. Они хотят мира и гармонии в семье. Они за… за…

Она запнулась. Взгляд ее остановился на Алистере. И Эми не смогла продолжить и сказать слово «прощение», ведь он виноват в смерти ее родителей. А Иан, Натали, Йона — все они намеревались убить их с Дэном. А Шинед? Она тоже хитрая и коварная.

— Оказывается, мы славные ребята! — подвел итог Дэн.

— Отлично, — сказал Иан. — Поэтому вы всегда крадете чужие ключи, вмешиваетесь в чужие планы…

— Чтобы власть не сосредотачивалась только в одних руках, — сказал Дэн.

Эми не понимала, верят они им или нет. Она прошла вперед и посветила фонариком. Впереди оказалась еще одна дверь и еще один кодовый замок. Здесь, кажется, все было очевидно и не требовалось ничего отгадывать. Код состоял из пяти кнопок, каждая из которых была подписана.

— Посмотрите сюда, — сказала Эми. — Разве это не доказательство того, что Мадригалы хотят, чтобы мы помирились?

Молчание. Каждый, не говоря ни слова, нажал на кнопку. Между Алистером и Шинед произошла небольшая потасовка, так как каждый из них хотел сам нажать на кнопку. Алистер не сводил подозрительного взгляда с Иана и Натали, а также с Эми и Дэна.

Эми стало страшно.

«Он решил, что этот ключ не воссоединит семью, а наоборот, разделит всех внутри кланов, — в ужасе подумала Эми. — И он прав. Все возможно. Конечно, не мы с Дэном, но другие могут…»

Дверь с щелчком открылась, все прошли вперед, не сводя друг с друга настороженных глаз.

Эми в изнеможении прислонилась к стене и, видимо, нажала на включатель, потому что комната вдруг осветилась ярким светом.

— И здесь музей? — вырвалось у Дэна.

Верно.

«Точно, как в штаб-квартирах всех остальных кланов», — подумала Эми.

Увидев зал, полный настоящих музейных ценностей, Эми постепенно успокоилась. В отличие от музея Янусов с великолепными произведениями искусства и музея клана Екатерины с гениальными изобретениями, этот музей был очень скромным. Среди его экспонатов был простой старинный деревянный стол, который стоял посередине зала.

Эми подошла к нему.

На столе стоял стеклянный ящик, в котором лежали два письма. Одно было исписано старинным готическим почерком на странном, незнакомом языке. Другое письмо было напечатано на современной бумаге, и на нем было написано:

ПИСЬМО

ОЛИВИИ КЭХИЛЛ

ПЕРЕВОД ПОДЛИННИКА

Эми судорожно вздохнула и начала читать его вслух:

За этим обеденным столом собиралась вся наша семья. Он уцелел после страшного пожара, случившегося у нас в 1507 году. А сохранился он чудом. Накануне я попросила Томаса и Лукаса вынести его из дома, чтобы хорошенько вымыть и отполировать на солнце. В доме у нас всегда было темновато. Но я еще не знала, что такое настоящая тьма. Я вижу этот стол и вспоминаю то счастливое время, когда все мы собирались за ним: мой супруг мои дети, я сама — все мы еще живы и здоровы, смеемся и беседуем за тарелкой фасолевого супа или каши…

Теперь я сижу за этим же столом, и нас только двое — я и моя Мадлен. У нее хлеб с вареньем, а у меня одна тоска на сердце. Я говорю ей: «Я уже никогда не увижу Гидеона в этом мире, но самое мое заветное желание — это чтобы Лукас и Екатерина, Томас и Джейн и мы с тобой снова вместе сидели за этим столом. Прошу тебя, Мадлен, прошу тебя… ради всего святого…»

Дальше слова становились неразборчивыми, а потом письмо продолжалось:

Мое самое заветное желание никогда не будет исполнено. Все усилия Мадлен заканчиваются только тем, что мы одно за другим получаем известия о смерти, о смерти повсюду, в разных частях света. Я не могу всех перечислить. Сердце мое не выдержит писать об этом. Это такая боль. Невыносимо и невозможно смириться с тем, что мои собственные дети погибли так рано вдали от меня, друг от друга, не помирившись друг с другом. Мадлен делает все, чтобы скрасить мое существование и успокаивает меня тем, что в другом мире все мы обретем покой и всепрощение, а вражда будет забыта. По правде говоря. Я с нетерпением жду этого часа. Я стара. Мне недолго осталось на этом свете. Но и в этом мире меня все еще не оставляют страхи и надежды. Зная, сколько горя и разрушения выпало на долю моей семьи из-за честолюбивых устремлений моего покойного супруга, мне страшно подумать, сколько горя и разрушений постигнет этот мир, если моя семья начнет — нет, уже начала! — воплощать эту убийственную мечту. Я знаю, я убеждена, что есть только один путь к спасению мира — снова сесть за этот стол и забыть прошлые обиды. Простить. Я знаю, что ни Лукас, ни Екатерина, ни Томас, ни Джейн уже не сядут за этот стол… Но, возможно, их дети… или дети их детей… когда-нибудь… И теперь у меня есть еще одно желание. Чтобы за этим столом собрались потомки каждого из моих детей, включая Мадлен. И пусть все их обиды канут в прошлое. И да не помянут они зла. Но будут иметь при себе лишь то одно, что поможет им в будущем. И тогда да воссияет мир над Кэхиллами во веки веков.