Зрелище не пугало, но и не радовало: продвижение китовников застопорилось, зато отдельные серо-черные пятна и пятнышки на склонах слились в извилистую широкую полосу, располовинившую занимаемые Ойгеном холмы. Подняться выше и тем более опрокинуть огрызающихся бергеров горникам пока не удавалось, хотя снизу продолжали переть новые роты, которых могло бы быть и поменьше.

Почти полное безделье после предыдущего безумия казалось бы сном, если б не напомнившее о себе плечо, с которым вступили в сговор набегавшиеся по батарее ноги, а потом еще и в голове вздумало зазвенеть. Как ни странно, это не бесило, а успокаивало: будет надо, он встанет и поедет или побежит, а пока можно просто сидеть; и Руппи сидел там, где его оставил отец Луциан, перебравшийся к разбиравшим что-то на карте Алве и Рейферу. Потом Рейфер встал, поклонился и исчез за превращенной в коновязь корягой, а расторопные каданцы разогрели на костре какую-то помесь супа с кашей и притащили начальству, удостоившись неприязненных взглядов от оплошавших свитских. Еще бы, могли ведь и сами продемонстрировать усердие и заботу, но слишком увлеклись новостями, а проще говоря – заболтались. И вот теперь благодарят не их, таких красивых, а каких-то наемников, фи!

Руппи, добирая достойное дворца – или с голодухи все вкусным кажется? – варево, про себя хихикнул и немедленно вспомнил про Арно. Приятель вместе с Приддом вернулись к своим «лиловым», и вряд ли их там потчуют горячим. С одной стороны, у эдакого бригадира наверняка кто-то за кормежку да отвечает, с другой – костер наверху не разведешь.

Подозванные «забияки» кивнули, мол, на пару фрошеров хватит, но попробовать каданскую стряпню Придд не успел. Раздался топот, и почти сразу в лощину спустились Хеллештерн с адъютантом и Валентин в обществе вновь ставшего «фульгатом» Уилера и еще кого-то на крупном вороном коне. Ладно, если что, прямо здесь и перекусят.

– Господин полковник, – порученец Рейфера загородил спешивающихся всадников, – вас просит герцог.

– Иду, – Руппи поправил приблудную шляпу, которая упорно норовила свалиться, и перебрался к походному столу, за которым расположился несомненный герцог. Фельдмаршальский мундир и часть шеи со щекой были видны просто прекрасно, остальное скрывали епископ и вернувшийся Рейфер.

– …полагаю, – объяснял он, – господин Конник попортил китовникам немало крови.

– Мой друг кардинал, – откликнулся Ворон, – олларианский, само собой, счел бы это благим делом. Дитя мое, помоги господину Рейферу оставить господина Хеллештерна в неведении еще некоторое время.

– Хорошо, монсеньор. Это должно быть приятней переговоров с Гетцем.

– Как сказать, – Рокэ выпустил из-под плаща орденскую цепь и повернулся к слегка сменившему дислокацию епископу. – Некоторые терпеть не могут дурить голову своим, хотя это порой и необходимо, но сама картина хороша необычайно. Генерал фок Хеллештерн и его извечный противник, талигойский «вороной» готовы выслушать один и тот же приказ.

– Идемте, Руперт, – велел Рейфер. – В самом деле удачно, что Шарли не явился лично.

Затянутый в черный мундир молодцеватый полковник глядел исподлобья и, казалось, проглотил такую палку, которая пришлась бы не по силам самому Придду. Зато Хеллештерн явно пребывал в прекрасном расположении духа.

– Господин командующий правым флангом, – весело доложил он, – явился по требованию временного командующего Южной армией герцога фок Фельсенбурга.

– С удовольствием представляю полковника Гайяра, – невозмутимо объявил Придд. – Со своей стороны рад сообщить, что вверенный мне корпус, согласно приказу командующего Северной армией Талига, должен действовать совместно с союзнической кавалерией.

Полковник поднес руку к шляпе. Видимо, идея воевать бок о бок с теми, кого всю военную жизнь убивал, хоть и с трудом, но укладывалась в его голове.

– Прислан для переговоров генералом Шарли, – с мрачным видом тоже на дриксен сообщил он. – Готов договариваться о совместных действиях.

– Благодарю, господа. – Рейфер слегка поклонился, позволяя прибывшим полюбоваться наполовину загороженной епископом фигурой в фельдмаршальском мундире. – Изучив обстановку, мы с господином фок Фельсенбургом пришли к выводу, что наша главная задача на данном этапе – не допустить объединения двух противостоящих нам армий, неважно, будет ли это по решению их командующих или же стихийно.

Дрались за каждый бье, место выбывших мгновенно занимали новые бойцы, которым приходилось резаться, в прямом смысле стоя на телах. Долго так продолжаться не могло, но пока перед глазами словно бы крутилось кроваво-пестрое колесо. Не выдержав, Жермон все же взялся за трубу. Взгляд сразу уперся в похожий на серую репу камень, вокруг громоздились трупы, между и по которым топталось четверо бергеров и пятеро горников. Одному серо-черному не повезло, он еще корчился, пытаясь отползти, а через него уже лез следующий, в офицерской перевязи. Этому удалось сперва свалить уже раненого бирюзового, а затем и его товарища, который, промешкав, рухнул с разрубленной головой. Убийца сдуру вскочил на камень, и один из двух уцелевших бергеров живо подсек ему ноги.

Выронив палаш, офицер спиной вперед свалился на свою предыдущую жертву, но победитель пережил его не больше, чем на вздох. Ткнувший бергера в спину серо-черный радостно замахал руками, однако сразу же был повален последним бирюзовым и, намертво с ним сцепившись, закувыркался по склону вниз. На подмогу паре оставшихся у «репы» китовников шустро полезли еще двое, и тут сбоку вывалилась тройка бергеров, все начиналось заново.

– Прости, что отвлекаю, – тяжеленная рука опустилась на плечо Ариго, – но старик решил, что время пришло. Поверь, это будет куда занимательней, хотя занимательнее всего было бы оказаться в бою самим. Жаль, мы не можем себе это позволить.

– На Мельниковом чуть было не позволили.

– Очень надеюсь, что ты не хочешь повторения, – Ойген раздвинул губы, давая понять, что шутит. – Слышишь?

Жермон слышал. Откуда-то из задних рядов сражающихся бергеров раздался резкий, чистый звон: кто-то из ветеранов ударил в «агмов щит»[5].

Эхо еще гуляло меж холмов, когда из лежащей чуть в стороне и позади ойгенова кургана лощины бегом повалила пехота, только не бирюзовая, а черная – гордость Бергмарк, «медоеды Шпрехау». Если б не шум боя, топот сотен подкованных сапог по мерзлой земле был бы слышен даже здесь и вряд ли бы заметно уступал лошадиному.

Полтораста шагов до места боя, сто, семьдесят… Черные бергеры, не меняя аллюра, из колонны разворачиваются широкой стеной, причем выходит это у них слаженно и ловко. Снова звон, и линия схватки на глазах прогибается, бирюзовые в центре пятятся все дальше и дальше! Мало того, они разбегаются в обе стороны, на фланги, открывая горникам дорогу к смерти.