Запоминать фамилии и имена Дэнни не пыталась — встретиться с этими людьми вновь она не рассчитывала. Она ловко играла роль юной леди, только что вышедшей из пансиона и случайно познакомившейся с Джереми Мэлори, который уже всерьез задумывался, стоит ли и впредь оставаться холостяком. Дэнни перевоплотилась в Даниэллу Лэнгтон, дальнюю родственницу Келси.

Разумеется, кое-кто из гостей тут же вспомнил, как Келси оправлялась после трагедии. Говорили, что ее мать застрелила ее отца из-за карточных долгов, а потом покончила с собой. Но вскоре выяснилось, что оба погибли случайно, потому произошедшее стали деликатно называть трагедией.

Вслух об этом никто не вспоминал, но свет решил, что Дэнни Лэнгтон приходится Келси родственницей по линии ее родителей, предположил, что Дэнни уже помолвлена с Джереми и принадлежит к его семье. Несколько пожилых джентльменов были готовы поручиться, что встречались с ней раньше, но Регина без труда объяснила этот феномен:

— Если о чем-то часто слышишь, начинаешь этому верить и думать, будто всегда это знал.

Джереми успокоился и перестал хмуриться, особенно когда убедился, что на все вопросы у Регины готов ответ. Какой-то миловидный юноша подошел к прекрасной незнакомке снова, должно быть, прослушав пассаж о подвернутой ноге. Дэнни точно знала, что ей представляли его, но фамилию не помнила.

Он сверкнул ослепительной улыбкой.

— Леди Даниэлла, имейте в виду: я застрелюсь, если вы не оставите мне первый танец.

Отвечать Дэнни не пришлось: Джереми не дал ей ни малейшего шанса.

— Ничего подобного вы не сделаете, Фаулер, об этом я позаботился заранее. Леди не будет танцевать ни с кем, кроме меня. Всего хорошего.

Джереми так грозно хмурился, что Фаулер не посмел возразить и поспешно удалился.

После того как толпа разошлась и Дэнни опять осталась наедине с Джереми, воздух в зале загудел от пересудов. Но Дэнни прекрасно справилась с ролью и теперь ликовала.

— Хочешь попробовать потанцевать? — спросил он через несколько минут, убедившись, что их никто не слышит.

— И испортить удачную комедию?

— Ради чего тогда я кружил тебя по гостиной Реджи битый час? Если и споткнешься, не беда: все помнят, что у тебя болит нога. Что в этом сложного? Просто позволь повести тебя.

Попробовать Дэнни очень хотелось. Она уже поняла, что танцевать приятно. Поэтому она кивнула, и Джереми повел ее на середину зала. Вскоре Дэнни забыла, где она находится и кто на нее смотрит.

Его пальцы были крепкими, ладони горячими, кожа чуть шершавой. Дэнни задумалась о том, какая кожа у Джереми на всем теле. Желание выяснить это было почти нестерпимым. Перед глазами вдруг возникла уже знакомая картина: они кружатся по залу, она крепко обнимает его ногами, оба совершенно голые, ее наполняет и музыка, и Джереми… о Господи!

— Что такое? — встрепенулся Джереми, услышав, как она тихо ахнула.

— Пустяки, — солгала Дэнни, решительно отогнала непристойные видения и спросила: — А тот парень — он что, всерьез решил стреляться?

— Нет, разумеется. Уверен, то же самое он говорит всем юным леди. Даже такая грубая лесть бывает очень полезна. Но я предпочитаю говорить правду, и если ты в ближайшем времени не станешь моей, я точно застрелюсь.

Дэнни растерянно заморгала, а потом расхохоталась.

— И это, по-вашему, правда?

— Ну, не совсем, но в общих чертах. Я уже в отчаянии, дорогая.

У нее перехватило дыхание. В его глазах отражалось не только отчаяние, но и обжигающая страсть, готовая выплеснуться наружу. Дэнни потупилась, опасаясь немедленно поддаться искушению.

Чтобы сменить тему, она спросила:

— Кто научил вас танцевать?

— Первый помощник моего отца. Дэнни насмешливо приподняла бровь.

— Первым помощником вашего отца была женщина?

— Нет, Конрад Шарп по прозвищу Конни — шестифутовый, огненно-рыжий шотландец. Если бы ты видела, как он целый час притворялся женщиной, чтобы научить меня вести в танце, ты бы лопнула со смеху!

— Воображаю! — засмеялась Дэнни.

— Но я-то знаю: учить меня ему было не так приятно, как мне — тебя.

Дэнни вспыхнула:

— Джереми, ведите себя прилично!

— Ни за что! — шепнул он ей на ухо.

И он принялся сыпать шутками и усердно смешить Дэнни. Он оказался отменным танцором и был сегодня неотразим — нет, он всегда выглядел превосходно, но сегодня, в черном облегающем фраке — особенно. Танцуя с ним, Дэнни чувствовала себя любимой, ей казалось, будто ее место — здесь, в этом зале. Давно она так не веселилась. Отрицать это Дэнни даже не собиралась. Если Джереми сегодня только изображал пылкую влюбленность, то Дэнни начинала догадываться, что ей самой незачем притворяться.

Джереми и вправду успокоился, с каждой минутой все лучше играя свою роль, но происходящее ему совсем не нравилось. Единственным светлым пятном вечера казалась искренняя радость Дэнни. За это Джереми не сердился на нее. Просто не желал ни с кем ее делить.

Дэнни он воспринимал как свою собственность, и стойло другому мужчине приблизиться к ней, в Джереми закипало почти первобытное стремление защищать то, что ему принадлежит. Но это же нелепо. Она всего-навсего его горничная. Он хотел бы видеть ее в роли любовницы, но Дэнни отказывалась наотрез.

Регина послала кузена за шампанским для нее и Дэнни — не просто попросила, а отдала приказ. А ему не хотелось оставлять Дэнни одну ни на минуту. К несчастью, его взгляд случайно упал на Эмили, не сводящую с него печальных глаз. Господи, неужели теперь она вздумала разыграть брошенную возлюбленную? И по-прежнему настаивать, что они встречались тайно?

— Сдается мне, тебе самое место в сумасшедшем доме, — послышался за спиной Джереми хорошо знакомый ему голос.

Джереми поморщился. Отец. А он и не видел, как приехал Джеймс, вообще ничего не замечал, кроме Дэнни.

— Знаю.

— О чем ты только думал, дьявол тебя раздери, когда решил притащить ее сюда?

— Это не моя затея. Ты считаешь, мне хотелось делить ее со всем светом и видеть, как на нее пялятся похотливые юнцы? Ну уж нет!

— Тогда кто же это сделал? Кажется, я догадываюсь.

— Совершенно верно. Реджи, конечно.

— Моя дорогая племянница славится умением вмешиваться во все и вся, но на этот раз она явно лишилась рассудка.

— Только потому, что найти другую женщину не удалось. Реджи решила, что единственный способ заткнуть Эмили рот — показать ей, что я влюблен не в нее, а поскольку мы не нашли никого, кто мог бы затмить Эмили…

— Я все понял, но мне кажется, что перед такими трудностями наша настойчивая юная леди не пасует.