Вот только… когда-то были и такие, кто обладал.

— Это какое же самомнение нужно иметь… — с удивлением проговорила женщина. — Ездить в седле по стране, к которой ты не имеешь отношения, заходить в дома, прикасаться к женщине, которой ты противен.

Говорила она хрипловатым, отрывистым голосом — с акцентом почти ему знакомым. Нет, не почти, вполне себе знакомым, понял вдруг Пран. С дэвабадским акцентом, свойственным представителям высших классов.

По-настоящему высших.

Книги на полках, витое стекло и металлические инструменты на столе. Скальпель.

Женщина-дэва, которая может переломать кости с расстояния, которая может заставить его кровь течь в другом направлении. Ужас стал накатывать на него, когда его глаза снова упали на страшный лук — принадлежность мифов.

Он вскочил на ноги. Ему бы следовало помочь Джахалу, но жуткая сцена перед ним, его память, выкрикивавшая нелепые умозаключения и полузабытые истории о наследном доме его семьи в разрушенном Кви-Цзы, — все это не позволяло проявиться его чувству долга, какое уж оно у него было, а также иным его чувствам. Он выбежал, пронесся в дверь без своего кафтана и обуви.

Он бежал в заснеженную темноту, одержимый одной мыслью: как можно дальше оказаться от криков Джахала, теперь переходивших в взвизгивания, прерываемые бульканьем. Если не считать криков Джахала, треска веток у него под ногами и его прерывистого дыхания, в остальном здесь стояла тишина — падающий снег заглушал все. Замерзшие деревья были черны, темные скелеты на фоне серого неба, все мертвое неожиданно стало приветливым, потому что с каждым пройденным им деревом он все больше удалялся от невероятного события, свидетелем которого стал. Он бы пробежал весь путь до Сугдама, до Дэвабада, если бы это могло спасти его от женщины с ледяным голосом и смертельным прикосновением. Он забрался на снежную насыпь, сердце его колотилось, как бешеное.

Он отдохнул немного, прислушался — ни звука здесь не было слышно. А потом вдруг в ледяном воздухе раздался свист.

Что-то острое ударило его в спину, отчего он полетел вниз по склону. Он приземлился на бок. Ему не хватало воздуха, боль и давление чего-то тяжелого пронзали его тело.

В левой стороне его груди торчал наконечник стрелы.

«Господи, спаси и помилуй меня». Черные точки расцветали перед его глазами, а он пытался вдохнуть хоть немного воздуха, но его попытки не увенчались успехом. Из раны текла пенистая, горячая кровь, попадала на снег, растапливала его. Сознание покинуло его, он чувствовал только, что в распадке становится ярче, что приближающийся огонь мигает. Банда дэвов спешит, чтобы прикончить его.

Но из-за темных деревьев появилась не банда с высоко поднятыми факелами. Из леса появился всего один человек, и факела в его руке не было.

Потому что он сам был огонь.

Кожа спрессованного света, такого яркого, что на него было больно смотреть. Руки и босые ноги угольного цвета. Он приближался к нему, как змея, с убийственным изяществом и скоростью стрелы. Огромный лук, который Пран видел в доме, он держал полунатянутым в когтистых руках.

Пран закричал бы, если бы мог хоть раз набрать в грудь воздуха. Это был ифрит. Худший кошмар его народа, их смертельный враг. Приглушенный всхлип сорвался с его губ. Распадок снова погружался в темноту. Тень нарастала на краях его поля зрения по мере того, как его кровь растекалась по снегу. Он знал, что умирает, потому что, только умирая, можно видеть такую небывальщину.

Ничего этого не могло происходить, оно было невозможно. Потому что, когда ифрит еще приблизился, снова поднимая лук, Пран увидел на его золотом виске темную татуировку, тогда как этой татуировки там быть не могло. Стрела, пронзающая стилизованное крыло.

Метка Афшина.

У Прана не было времени на созерцание татуировки. Сверкнуло серебро, и следующая стрела разорвала его горло. Он понимал, что падает на спину, что кровь заполняет его рот, чувствовал ледяные уколы летящих с неба снежинок, видел голые деревья, возвышающиеся над ним. Его смерть была быстрой.

Настолько быстрой, что Пран умер, не осознав последствий того, во что они с Джахалом вляпались здесь, в диких местах Дэвастана. Что это будет означать для его оставленных им в Дэвабаде престарелых родителей, которые в этот момент вставали с кровати, чтобы выпить по ранней чашечке чая в их доме в тени мемориала Кви-Цзы. Для солдат, которых он обучал в Цитадели, ворча, когда они точили оружие, давно уже подлежащее замене. Для королевства, и без того переживающего тяжелые времена, и для разрушающегося волшебного города.

Для одной молодой женщины из Каира.

Нари

Я взяла эти события, произошедшие с Нари, из старой (и совершенно непохожей на печатную!) версии «Медного королевства». Я переработала сюжет таким образом, чтобы он воспринимался как история, которая могла иметь место до событий, изложенных в «Королевстве». Переработка затронула обстоятельства брака Мунтадира и Нари и влияние последней в роли Бану Нахиды на происходящее. Спойлеры к первой книге.

— Бану Нахида, стой!

Нари не остановилась. Напротив, она зашагала еще быстрее по коридору в сторону лазарета. Сердце ее бешено колотилось, она не оглядывалась — не тратила на это время, — чтобы посмотреть, сколько человек стражи из сокровищницы преследует ее, но по топоту ног понимала, что их с полдюжины — никак не меньше.

«Ты идиотка, — отчитывала она себя на бегу. — Ты должна была все время оттачивать свои навыки, а ты позволила им забыться».

Два писца, с руками, полными свитков, появились из библиотеки и пошли по коридору, продолжая разговор. Нари чуть не ударилась о первого, потом намеренно задела второго, отчего тот упал, а его свитки разлетелись по полу. Документы катились по коридору, и она могла только надеяться, что они хоть немного задержат ее преследователей.

— Нари, черт побери, стой! — на сей раз ее окликал муж. Судя по его голосу, он запыхался, и ее это не удивило; эмир Мунтадир не принадлежал к любителям физических нагрузок — по крайней мере, нагрузок такого рода. И тот факт, что она вытащила его из компании пьяных поэтов, чтобы он, того не ведая, помог ей совершить задуманную ею кражу, сам по себе был в некоторой степени чудом.

Судя по топоту ног, стражники приближались. Нари уже видела впереди приоткрытую дверь ее лазарета. На последнем этапе бегства у нее открылось второе дыхание.

— Низрин! — прокричала она. — Помоги мне!

Низрин оказалась, к счастью, рядом. Через секунду она