Мы говорили с ним о нашей дружбе и оба признались, что для нас это что-то новое. Иногда мне кажется, что ему хочется большего, но уже в следующую минуту он заявляет, что не хочет никаких близких отношений. Несомненно, наша дружба слишком драгоценная вещь, чтобы рисковать ею. Джейни твердит, как необычно проводить много времени с холостым мужчиной без всяких романтических отношений. Но я возражаю, что именно поэтому наша дружба и продолжается. Если мне нужен секс, я поищу его где-нибудь еще.

– Полли, – приглашает меня Стефани, появившись в дверях в льняных брюках и кремовой блузке. – Заходите.

– Как вы чувствуете себя сегодня?

– Хорошо.

– Можете рассказать подробнее?

– Я счастлива.

Она явно удивлена. Поправляет очки.

– Так. Хорошо.

– Сегодня утром, когда я проснулась, – продолжаю я, – на меня из окна падал солнечный лучик. Потом Луи соскочил с кроватки и спросил: «Мам, у коров нормальные ноги?» Он всегда приходит ко мне с самыми немыслимыми вопросами. – Я улыбаюсь. – На половину из них я не знаю ответов. Потом мы с ним лежали, обнявшись, и я думала – как мне повезло, что я ощущаю себя живой. Я свободна от алкоголя четыре с половиной года. Я горжусь собой. Я больше не ощущаю пустоту в своей душе.

Стефани сдержанно выслушивает меня.

– Почему вы думаете, что это так, Полли?

– Не знаю, вероятно, потому что мне хорошо. Я все еще не замужем, у меня совсем непрестижная работа, но она мне очень нравится. Я даже не скучаю без секса. Совсем сделалась монахиней.

Стефани сдерживает улыбку.

– В двадцать у меня была передозировка секса.

– Как вы думаете, чего в вашей жизни не хватало прежде и что вы получили теперь?

– Я наслаждаюсь дружбой с Беном, – признаюсь я. – Она придает мне уверенность в себе, этот человек понимает мои проблемы с алкоголем. – Я снова задумываюсь, но вскоре понимаю, почему я стала счастливее. – Много лет в моей жизни не было обычной человеческой близости. Мне очень нравится, когда мы с Беном смеемся над забавными эпизодами, которые случались за день, когда я укладываю спать Луи, вывожу на прогулку собаку. Ничего сверхъестественного, просто нормальные вещи для нормальных людей. – Я пью глоточек воды. – Бен пригласил меня поехать в туристический поход.

…Я вспоминаю, как он пришел в кафе и спросил, поеду ли я с ним. «Ради Эмили», – подчеркнул он, заметив мои сомнения, и стал рассказывать, что Грейс обещала ей, что они поедут в летние каникулы на этот фестиваль. Конечно, мне стало еще труднее отказаться.

– Ты любишь туристические походы? – поинтересовалась я. – Ты хоть умеешь ставить палатку?

– Конечно, нет, но разве трудно забить в землю несколько колышков? – Он показал мне картинку сказочного замка, построенного среди просторов. – Это моя благодарность, Полли, тебе и Луи.

– Как здорово! – воскликнула Джейни, узнав про это предложение. – Ты будешь жить в одной палатке с ним!

Я гляжу на Стефани.

– Кажется, меня больше не тревожит мое прошлое. Я слишком долго оглядывалась через плечо на него. Теперь я должна смотреть вперед, даже если там маячит мокрая палатка под струями дождя.

Прошло два месяца после краха «Леман Бразерс».

Кто-то стучит в дверь. Вероятно, Мэтт. Когда мы ругаемся, он всегда выскакивает из дома, но тут же возвращается за ключами от машины. Я открываю дверь и удивленно таращу глаза. Там стоит наш рыжеволосый сосед с нижнего этажа. На нем какие-то обвислые штаны и майка «U2».

– Э-э, значит, мне показалось, – говорит он, почесывая голову, – что у вас опять стоял крик? – Он заглядывает через мое плечо в прихожую.

– Все нормально, – с улыбкой заверяю его я. Звонит телефон. – Но все равно спасибо. – Я закрываю дверь и иду в гостиную. Это мама. Она согласилась платить за нас какое-то время, пока мы не будем знать, что там с домом. «Я делаю это в основном ради Луи», – сказала она, когда я пообещала вернуть ей эти деньги. И разумеется, не могла удержаться и добавила, что Мэтт вел себя безрассудно. Столько было сигналов и предостережений, а он отказывался их слушать, играл со своими деньгами и с нашим будущим. Что же теперь будет? Отберет ли банк дом?

– Все нормально, мама.

– Ты ходила к своему терапевту?

– «У вас депрессия, теперь это сплошь и рядом, – сказал он, когда я пожаловалась, что не сплю. – Ухаживать за первым ребенком всегда утомительно». – Я не стала отказываться, когда он выписал мне антидепрессант.

– Ничего серьезного, мама, просто нормальная усталость. – Я стучу по кофейному столику. – Ой, извини, кто-то стучит в дверь…

– Ладно, Полли! Позвони мне потом…

Я резко нажимаю на кнопку телефона, думая о предстоящем дне, когда я буду одиноко сидеть в квартире, глядя на четыре стены, или как зомби толкать коляску с Луи по парку, вся в тревоге, явится ли Мэтт вечером домой и в каком настроении. Гляжу на часы, прикидываю, скоро ли надо будить Луи. Думаю, не позвонить ли Джейни, но как-то не хочется. После той нашей ссоры мы кое-как помирились. Она извинилась, я извинилась, но мы почти не виделись, потому что она занята поисками работы. С ней связался какой-то человек из менеджмента натурных съемок и предложил объединиться и основать собственную компанию.

Я не рассказывала ей всего, что было у нас с Мэттом, но я знаю, что Джейни его не любит. Когда я говорю, что у нас пустой холодильник и что ему нужно съездить за продуктами, он бьет меня и обвиняет в том, что я трачу все деньги на водку. Потом просит прощения, он всегда просит прощения, утверждает, что не хотел этого и что больше никогда так не сделает. Я знаю, что все повторится. В глубине души я думаю, что Мэтт ненавидит меня так же сильно, как я себя. Его раздражает все, что я делаю или говорю. Он даже договорился до того, что Луи не его ребенок, что это орущее существо не дает ему спать. Он никогда не берет Луи на руки. Во время ссор он винит меня за ребенка. «Я никогда не хотел такой жизни, – орет он. – Ты во всем виновата. Ты загнала меня в ловушку».

Я понимаю, что у Мэтта огромные неприятности. Он все время твердит мне, что он по уши в долгах, и если еще и я буду приставать к нему со своими претензиями, он свихнется.

Заплакал Луи, я заставляю себя встать с дивана. Крик сверлит мой слух. Я понимаю, почему у некоторых женщин вспыхивает желание поднять на ребенка руку, отшлепать, наорать. Я люблю сына, очень люблю, но как мне хочется, чтобы он перестал плакать хотя бы на пять минут. Я достаю его из кроватки.

– Не плачь, мой маленький, – приговариваю я, качая его. – Пожалуйста, не плачь. НЕ ПЛАЧЬ.

Потом мы с Луи гуляем в парке Катнор, он за углом, совсем близко. Я даже не помню, как надела на Луи комбинезон и шапочку и пришла сюда. Я сажаю его на качели. Какой сегодня день? Может быть, позвонить Хьюго? Мне нужно поговорить с кем-то про Мэтта. Хьюго и тетя Вив понимают, что наша семейная жизнь не ладится, но у меня не хватает храбрости рассказать им, что на самом деле творится за закрытой дверью. Они только догадываются, но не могут вообразить, как все плохо. Это моя вина. Мне ужасно стыдно, что я оказалась в таком положении. Всякий раз, получив свежий синяк, я клянусь, что уйду от него, но потом моя решимость тает. Особенно когда он клянется мне, что он не хотел и что я должна его поддержать. Да и куда я пойду, если решусь на это? Конечно, все станет лучше, если Мэтт продаст дом. Дело в том, что я не хочу остаться одна. Все-таки лучше, когда рядом с тобой кто-то есть, даже такой неудачник, как Мэтт.