Взгляд ее переместился на окольцованную планету, сияющую в сине-черном небе. Она убедила себя вначале, что Трина Лиа и ее мать — самозванки, и в этом видела причину своего им противостояния. Но теперь она признала, что истинной причиной ее гнева и ярости было глубокое неутоленное честолюбие. Честолюбие и уязвленная гордость, и зависть. Они и повели ее по дороге, уведшей от мира ее рождения. На миг она ощутила укол желания вернуться на этот голубой шар, ощутила горечь изгнания. Но Синдра отогнала эти мысли, напомнив себе, что она предала народ этой планеты. Они сурово ее накажут, если она сдастся. А что до архона планеты и ее наполовину смертной дочери — как они встретят волшебницу-немерейку, которая их предала и строила планы уничтожения Эйлии?

«Неважно. Я вступила в союз с силами более мощными, чем у них…»

Она заметила Мандрагора, свернувшегося на скальном выступе, с Тороком и еще некоторыми союзниками, и стала медленно спускаться к ним кругами. Сейчас она летела, как теперь ей было привычно, в карете, запряженной вивернами. Ей хотелось бы парить в небе, подобно дракону, и смотреть на земли и людей с божественной высоты. Но искусством оборотня, труднейшим из всех, она пока не овладела, а лететь на спине какого-нибудь лоанана ей не подобает. Она должна летать с помощью собственной силы и ничьей больше, и раз облик дракона был ей недоступен, она нашла свой способ седлать ветер. Карета ее была без колес и похожа на гондолу. Подвешенная на двух мощных цепях к крылатым рептилиям, она покачивалась между ними из стороны в сторону. Конечно, командовать такими свирепыми созданиями и не давать им подраться — тоже нужно немалое чародейство.

Виверны опустили качающуюся гондолу на землю, потом сели по обе стороны от нее, шумно хлопая крыльями, шипя и вытягивая длинные шеи. Выйдя на голубой дерн, Синдра подошла к Эррону Коморе, который был к ней ближе других. Он тоже глядел на Арайнию.

— В той сфере живут те, кто долго не допускал меня к знанию и силе, которых я искала, — сказала Синдра, подойдя. Сама она так часто повторила эту ложь, что начала в нее верить. — Рука моего повелителя даст им всем тяжкий урок — особенно той, кто получила имя от этой маленькой луны и думает, что будет править всеми звездами.

Повелитель лоанеев повернулся к ней и заговорил тихо и убедительно:

— Если Морлин сразит Трину Лиа, нам нечего будет больше бояться. И он тогда нам тоже больше не будет нужен. Мы вполне можем здесь править, леди Синдра, — ты и я. Твоя сила растет. Со временем ты достигнешь желаемого, ты даже будешь достойна стать подругой лоанея. Но сейчас принц тебе бесполезен — он сошел с ума, и не принимает больше людской облик. А вот я…

Синдра посмотрела на него презрительно:

— Что ты несешь? Ты думаешь, что ты мог бы править Талмиреннией?

— Я хочу только править своим народом, — ответил он, — и освободить его от правителя, который и свой истинный вид потерял, и свой здравый смысл.

— И на этом твои аппетиты остановятся? Когда не будет ни Трины Лиа, ни Аватара, а император умрет от старости? Но тебе никогда не сесть на Трон Дракона, Эррон Комора. У тебя сил не хватит его удержать.

— А у Морлина хватит? — спросил он обиженно и зло.

— У него и у меня. Да, в одном ты прав: моя сила волшебницы растет день ото дня. Ты бывал когда-нибудь в гроте Элнеморы, лоаней? Да нет, ты бы испугался. Там есть сила, в этой темноте, которую не выдержит ни один человек. Но я там была и своими глазами видела изображение богини этого мира, вырезанное в черном вулканическом камне — камне, который когда-то был огнем. У нее облик женщины, но у нее клыки и когти, как у зверя, и вокруг нее обвиваются змеи и языки пламени. Она существовала, Эррон, до лоанеев и до царя-дракона — задолго, задолго до того ее изображения вытесывались из камня руками людей. Она правит всеми живыми существами и расплавленным огнем в глубине земли — они отвечают на ее приказы и сметают все на ее пути. Но пылающие реки, остывая, становятся почвой, и зеленая жизнь растет из них. Ибо такова ее природа: как ползучие твари, она порождает своих детей и поглощает их, она жизнь и она смерть. В древние времена ей приносили девственниц в жертву, чтобы избежать ее гнева. Но древняя богиня делает только то, что желает сама.

— Ну и что? — спросил Эррон, хотя что-то в ее взгляде слегка напугало его, и он отступил на шаг. — Ее больше не почитают на Неморе. Тамошний народ ее забыл. Ты думала призвать ее на помощь?

— Ее можно еще призвать, — ответила Синдра. — И я призвала ее там, в гроте, просила ее дать мне ее силу. И она дала, лоаней. Я почувствовала, как наполняется мощью мое тело, как никогда раньше, будто в жилы мне залили огонь, как в центре земли. Я знала, что я тоже могла бы дать жизнь или уничтожить ее по своей прихоти. Я призвала к себе змеев и вивернов, и они повиновались. И ты меня зовешь к себе в наложницы? Тебе до меня, Эррон Комора, как земле до неба. И так же тебе до трона, к которому ты тянешься. — Она запахнулась в мантию и отвернулась. — Зови своих союзников-лоананов и возвращайся на Немору, и я ничего не скажу Мандрагору об этой беседе. Я знаю, что ты просто дурак, и ни мне, ни моему господину не угроза. Но еще раз пристань ко мне со своими глупостями, и я тебя не пощажу.

Он отступил, и она направилась к Мандрагору, но красный дракон даже не глянул на нее — только смотрел задумчиво на повисшую наверху планету, с ее сушей и небольшими морями, наполовину закрытую тучами. Почти вся Крылатая Стража Арайнии патрулировала небеса и ледяные кольца планеты, и потому с немногочисленными лоананами, размещенными на маленькой луне, справиться было легко. Они ожидали полномасштабной атаки на свой основной мир, и налет разъяренных огнедраконов и мятежных лоананов застал их врасплох. Но даже при этом исход мог быть иной, если бы огнедраконы сражались в одиночку — лоананы ненавидели это мерзкое извращение их собственной расы. Но истинные драконы не желали драться с другими лоананами, и это нежелание вступать в битву с предавшими родичами ослабило их сопротивление. Те, кто не был ранен в первых стычках, были вынуждены бежать к Арайнии и предупредить там остальных. Но мало толку было в этом предупреждении. Валеи завоевали себе базу для дальнейших нападений на Арайнию, и уже небольшой корпус моругеев и их союзников-людей под предводительством царя Роглага направлялся на летающих кораблях к южным берегам Элдимии, где не было армии, чтобы оказать им сопротивление.

Пока Мандрагор ждал, к нему, хлопая крыльями, подлетел массивный огнедракон и сел рядом. Огнедракон был куда больше красного дракона, но даже его свирепый звериный разум признавал власть Мандрагора — тот был в любой своей форме величественней, чем огнедракон мог даже надеяться быть, и огнедракон это знал.

— Их было немного, господин мой принц, — сказал огромный черный зверь, пуская между бивней небольшие искры пламени, — и почти все они улетели через портал — кроме тяжело раненых, которые лететь не могли. Можно их убить?

Он сжал когтистые пальцы и приоткрыл мощные челюсти.

Такое, подумал Мандрагор, вполне может оттолкнуть от него союзников-лоананов и даже обратить против него. Их и без того трудно было уговорить действовать заодно с огнедышащими. Даже Торок неловко переминался на когтистых лапах и бросал искоса неприязненные взгляды на огнедракона.