Ирина Генриховна и поддержавший ее Плетнев приводили убойные, казалось бы, доводы в пользу того, чтобы дальнейшим ходом расследования занимался МУР, которому делов-то осталось, что провести задержание Артура Чижова и уже на допросах, прижав его к стенке неопровержимыми доказательствами, добиться если не чистосердечного признания, то хотя бы частичного признания в убийстве своего молодого соперника. Противостоял им более рассудительный Макс, пытавшийся доказать преждевременность подобного решения.

— Хорошо, — как бы соглашался он, нещадно теребя при этом свою бороду, — мы передаем МУРу по Крупенину дело. Но что, что это может дать, если прокуратура продолжает настаивать на версии ограбления?

— Признания в убийстве Крупенина, — словно заводная кукла, упрямо твердила Ирина Генрихована.

Обычно выдержанный Макс, интеллигент в пятом поколении и интеллектуал до мозга костей, взирал на нее, как на безнадежную больную.

— Каким образом, — вопрошал Макс. — Он что, полный идиот, самому на себя приговор писать?

— Ну, положим, в убойном отделе тоже не дураки сидят, — приводил вполне резонный, как ему казалось, аргумент Плетнев. — И не таких раскалывали.

— Господи, Антон! Да о чем ты говоришь? — взывал к рассудку бородатый Макс. — Колоть. раскрывать… колоться… Слова-то какие, прости меня Господи! Да неужто ты думаешь, что коммерсанта такого уровня, как Чижов, бросят на пол в камере и будут стучать по башке рукоятью «макарова» пока он сам на себя не накатает чистуху? Да ни в кои веки!

— А косвенные доказательства? — поспешила на помощь Плетневу Ирина Генриховна.

— Показания Вероники о том, что ее муженек чуть с ума но сошел от ревности, когда узнал, что Савельева поменяла его, красавца, на Крупенина.

Макс не смог сдержать усмешки.

— Вы хоть понимаете, что говорите? Да его адвокат, а может быть, и он самолично, пошлет всех к бе-ниной маме, заявив следователю, что все это — оговор. И будет полным дураком, если не подаст встречный иск на свою бывшую женушку, которая из-за чувства мести старается упечь его в тюрьму!

— А тот факт, что его клуб находится в том же Измайловском парке, где был убит Крупенин и где проходят кулачные бои! — не сдавалась Ирина Генриховна.

— Чушь, чушь и еще раз — чушь! — повысил голос Макс. — Во-первых, это ровным счетом ни о чем не говорит — по нынешним временам даже модно стало проводить кулачные бои, чтобы хоть таким образом сбросить с себя нервное напряжение. Ну и что с того? К тому же я глубоко сомневаюсь в том, что Крупенин был убит на том самом месте, где был найдет труп.

Голованав поднял на Макса глаза.

— Ты что, серьезно?

— А ты с экспертом поговори, — не очень-то весело хмыкнул Макс, продолжая теребить бороду. — С тем, который на труп выезжал.

— И что? — заинтересовался Голованов.

— Да, в общем-то, ничего, — пожал плечами Макс. — Однако он почти уверен в том, что парня замочили где-то в другом месте, а под куст уже бросили труп. И если бы не дождь который лил всю ночь, да неизначальная уверенность следователя прокуратуры в том, что этого несчастного убили, пытаясь ограбить, он бы уже давно доказал это.

— А тебе-то откуда известно? — спросил Плетнев.

— Да все оттуда же, — развел руками Макс, наконец-то оставив свою бороду в покое. — Из разговоров.

— А почему раньше не сказал об этом? — буркнул Голованов.

— Да я сам об этом только вчера узнал. Ирина Генриховна угрюмо молчала, и Голованов негромко произнес:

— Это, конечно, многое меняет.

— Вы хотите сказать, что вся моя работа по Чижо-ву, это напрасный труд? — вспыхнула Ирина Генри-ховна.

— Упаси Бог! — поднял руки Макс. — То, что удалось узнать про Чижова, лишний раз говорит о том, что в этом убийстве на так все просто, как думалось поначалу, и надо еще помозговать, какую из версий сделать приоритетной.

В комнате зависла нервозно-напряженная тишина, которую нарушил Плетнев:

— Слушай, Борода, что-то не пойму я тебя. То ты говоришь, что Ирина.

— Ирина Генриховна, — поправил его Голованов.

— Да, конечно! — покосился на него Плетнев. — Именно Ирина Генриховна внесла неоценимый вклад, высветив истинное лицо Чижова. И в то же время предлагаешь нам выбрать приоритетную версию в этом деле. Что-то одно с другим не вяжется.

— Почему же не вяжется? — удивился Макс. — Очень даже все вяжется. Просто ты забываешь версию того клуба, по которому сейчас работает Агеев. А если мы объединим эти два потока…

— Не вижу точки соприкосновения!

— И опять ты не прав, — возразил Плетневу Макс. — Точка соприкосновения — бои без правил, которыми увлекались и тот, и другой. И если мы усилим работу именно в этом направлении, то, как мне кажется, выйдем и на заказчика, и на убийцу.

Подполковник, который знал об Ингуше «буквально все и даже больше», оказался заместителем начальника отдела, который тащил на себе тяжеленное бремя квартирных краж, и когда начальник МУРа представил его Турецкому, Александр Борисович удовлетворенно кивнул. О «волкодаве из МУРа, который на ходу рвет подметки честным московским ворам», он был наслышан давно, однако чисто внешне Виктор Петрович Хмелев на подобного «зверя» никак не тянул, впрочем, не только внешность бывает обманчива.

Обняв Яковлева и пожав руку Хмелеву, Турецкий заикнулся было о том, что не гоже, мол, мешать хозяину кабинета, на что Яковлев только рукой махнул. Работайте, мол, да и мне самому интересно будет послушать.

Когда Турецкий, не слишком вдаваясь в подробности, передал Хмелеву историю с Агеевской квартирой, подполковник хмыкнул и, уже непонятно к кому конкретно обращаясь, то ли к хозяину кабинета, то ли к его гостю, негромко сказал:

— Если бы не знал, что услышу подобное от самого Турецкого, — он сделал ударение на слове «самого», чем сразу же обозначил его профессиональную значимость, — сильно бы усомнился.

На его лице застыла кривая усмешка, и он все так же негромко закончил свою мысль:

— Прямо-таки рождественская сказка со счастливым концом. Этак еще парочка-другая подобных случаев, и весь мой отдел придется распускать за ненадобностью.

— Почему? — удивился Турецкий.

— Да потому, что надо знать Ингуша, чтобы не поверить в подобное Александр Борисович, не в обиду, конечно, вы уверены, что в этой квартире наследил именно Ингуш, а не кто-нибудь иной?

— Ну ты даешь, подполковник! — пробурчал со своего места Яковлев, укоризненно покосившись на грозу и карающий меч московских домушников. — Ты бы еще у дедушки моего спросил, умеет ли он кашлять.

Турецкий не смог сдержать улыбки.

— Пальчики Декушева.

— Да я не сомневаюсь, что это он, — перебил Турецкого Хмелев. — Просто в подобное действительно трудно поверить.