не успела рассмотреть. Теперь вместо автомагистрали небольшая, но асфальтированная дорога.

— Ты решил меня добить, заодно признав свою любовь к моей заносчивой болтливости.

Его губы изгибаются в смущённой улыбке.

— Ванилька, сам в шоке, но оказывается, мне нравится, когда женский рот умеет открываться не только для глубокого минета.

Перед глазами во всей красе возникает его огромный и мужественный детородный орган, и меня глючит. Этой главы сексуальных игрищ у нас до сих пор ещё не было, ибо некоторым так не терпится поскорее «посадить» свой ананас на мои благодатные земли, исключая или минимизируя любую прелюдию.

Пока зависала в мыслях о том, как прекратить думать о члене Панталоновича и всех остальных его словах, мы приехали.

— Ванилька, не пугай меня. Скажи хоть словечко.

Лицо Захара уже в нескольких сантиметрах от моего, так что успеваю только вдохнуть побольше воздуха, прежде чем его рот накрыл мои губы. Чувственный, приправленный нежной страстью поцелуй окончательно лишает меня дара речи.

— Зар, это ты меня пугаешь. Я как-то больше привыкла к злому рыку днём и страстному сопению по ночам. А оказывается, ты тоже умеешь быть открытым.

— Только сильно не привыкай, Ванилька. Это в порядке исключения и компенсации.

Шепчет прямо в губы, завершая новым томным поцелуем, что я за секунды превратилась в лужицу.

— Не буду, Захар, — кое-как выдыхаю я и тут же дёргаюсь от щелчка моего ремня, прозвучавшего как-то громко в тишине салона машины.

Точно, мы же куда-то ехали и вот приехали на ночь глядя.

Яровой возвращается на своё сиденье, а я, пытаясь скрыть смущение и совсем неуместную неловкость, начинаю осматриваться вокруг.

Увиденное, в качестве хороших ворот перед капотом и каких-то домиков вдалеке, ни о чём мне не говорило.

— Это мы где, Панталонович?

— Скоро узнаешь. Тебе понравится.

Да?!

Выползаю наружу и спрыгиваю вниз с высоты подножки джипа под недовольное кряхтение Захара, любящего пожамкать моё тело пока якобы помогает осуществить безопасный спуск.

— Это твоё тайное убежище, вроде как то самое место, где такие парни как ты выпускают пар?

На улице уже совсем темно и только красивые кованые фонари освещают дорожку к поселению.

— Это ты намекаешь на какие-нибудь запрещённые бои и толпы девок?

Неопределённо пожимаю плечом, не желая признаваться, что мой опыт в общении с мужчинами уж очень ограничен, чтобы знать все возможные пристрастия.

— Ванилька, ты как всегда оригинальна. Пошли тогда раз догадалась. Познакомлю с организатором этой клумбы разврата.

Подхватывает мою руку, чтобы уложить на сгиб своего локтя, но пальцы не отпускает, видимо, чувствуя, что я готова дать задний ход.

Неохотно повинуюсь, и только ради того, чтобы не выглядеть со стороны шавкой, которую тянут на привязи.

В воротах, оказывается, есть калитка, через которую мы свободно попадаем внутрь большого двора с домиком в центре, сараями по периметру территории и множеством белеющих в темноте теплиц. На встречу нам спешит мужчина лет под шестьдесят и радостно улыбается, протягивая в сторону Ярового ладонь для рукопожатия.

— Захар, а вы быстро добрались.

— Дороги, как понимаешь, пустые. Спасибо, Кузьмич, что не отказал.

— Ну, ты чего?! Сыну своей подруги и начбезу моего главного клиента я бы не посмел отказать даже во сне. Тем более твоя просьба такая несложная.

Этот самый Кузьмич говорит нараспев, смешно шевеля усами, а одним глазом всё на меня поглядывая, явно желая таким образом себе косоглазие отхватить. Его зрение спасает Панталонович.

— Кузьмич, познакомься. Вероника. А это, Ники, Иван Кузьмич, владелец данной фермы.

Ферма? В моём воображении тут же ожили свиньи и коровы, но мой нос не чувствовал специфических для таких мест ароматов.

— А Вероника …? — любопытничает мужчина, бросая хитрые взгляды на меня и наши переплетенные пальцы.

Мышцы мужского плеча каменеют под моими пальцами от попытки проникнуть в его личное.

— А я няня Лики, а Захар лишь исполнил моё старое желание побывать на ферме. Может уже приступим к осмотру, а то скоро дождь начнётся. Откуда начнём?

Говорю скороговоркой и тяну мужскую тушку в сторону ближайшего к нам сарая. Кузьмич тормозит и машет рукой на поля с теплицами.

— Вам туда. Уже всё подготовил.

Благодарю и смело топаю туда. Яровой следует за мной, как последователи за Сусаниным.

— Это ты сейчас вроде как меня защитила от расспросов назойливого деда?

— Тебе показалось. Это я поскорей хочу увидеть парнокопытных. Хотя зачем их в теплицах держат? Быстрее растут что ли?

Захар вроде как смеётся, но я решительно дёргаю за ручку дверь.

Внутри просторной теплицы достаточно светло от ряда лап над куполом, что мне прекрасно видно длинные ряды кустиков пышной зелени с крупными красными ягодами.

— Земляника! — восторженно пищу я, уже чувствуя этот сладкий вкус у себя на языке и волшебный аромат этих ягод.

— Ну да! Твоя однофамилица. Это какой-то очень сладкий сорт, не помню полное название, но что-то связано с мармеладом.

Удивлённая таким неожиданным поворотом в ферме-производстве, я только дико озираюсь по сторонам. Земляникина на поле земляники.

— Её можно есть, Ванилька.

— Реально?!

— Хочешь сказать, я тебя привёз сюда, чтоб просто полюбоваться?

Яровой недовольно хмурит брови и берёт со столика у входа новую пластиковую форму.

— Иди уже, Земляникина! Лопай витамины, а я наберу немного ягод для дочери на завтрак.

Приглашать дважды меня не надо, так что с азартом выискиваю самую большую ягодку. Едва жертва в моих руках впиваюсь в её сладкую сердцевину. Яркий и сочный вкус земляники расцветает букетами восторга на моём языке. Уверена, в эту секунду мои вкусовые сосочки валяются в экстазе.

Нескромно и от того в полный голос стону от удовольствия.

— Ники, Кузьмич решит, что я тебя тут безбожно трахаю вместо того, чтобы ягодки собирать.

— Яровой, не вздумай обижаться. Под твоим роскошным телом я стону на октаву сильнее.

Бросаю короткий взгляд в сторону мужчины, пока доедаю первую ягодку. Но точно не последнюю.

— Ладно, Ники, живи. Сделаю вид, что поверил.

Показываю язык ухмыляющейся морде телохранителя и несусь к новой жертве.

Все двадцать минут моего сосредоточенного чавканья Яровой, быстро собрав ягоды в формочку, блаженно щурясь, сидел в уголке теплицы на стуле. Заложив ногу на ногу и облокотившись на верхнюю он не спускал с меня острого взгляда. Его глаза от синего цвета рубашки в лучах белого света лампы над ним горели необычным голубым цветом, как нечто сверхъестественное.

— Что любуешься свиньёй на выгуле? — разрываю тишину, чувствуя что пора действительно завязывать, иначе в машину меня придётся катить.

— Нет. Наслаждаюсь замечательным аппетитом будущей мамочки.

Тушуюсь, но вида не подаю. Мы редко говорим о