в таких местах люди как-то мгновенно проникаются стремлением к суициду или же им искусно ломают психику за какие-то пару суток. Α в больнице вы будете под круглосуточным контролем и охраной, плюс есть обоснование для вашего якобы бегства с поминок: вам резко стало плохо, и пришлось обратиться за помощью в срочной доставке в клинику к Илье Ивановичу, что как раз и совершенно случайно оказался рядом.

– Точняк, – неожиданно поддержал Каверина насупленно сидевший до этого Никита. – В больничке надежнее и целее будешь.

– Ну… ладно… – согласилась я, посмотрев еще и на молча кивнувшего Илью.

– А к девочке наверняка постараются заслать каких-нибудь прожженных дамочек из опеки, чтобы до чего-нибудь докопаться и найти повод забрать ребенка, - продолжил Каверин.

– Да заманаются они докапываться, если я буду рядом, – как-то очень кровожадно ухмыльнулась Лиза. – У меня опыт общения с таким контингентом – мама не горюй. Уйдут в слезах, обещаю.

– И последнėе и самое главное, Инна Кирилловна. Изначальный источник всех постигших вас неприятностей мы с вами понимаем в чем. И даже если мы разрулим нынешнюю ситуацию, не факт, что не будет создана новая,и новая. Вы и ваши близкие не сможете жить спокойно до тех пор, пока имеете соприкосновение с корыстными интересами людей, считающих небезызвестную речушку Каменку и ее богатства практически собственным достоянием.

– Я понимаю это.

– А раз пoнимаете, я предлагаю вам сделать выбор: жить и дальше в ожидании нового подвоха и неприятностей или же передать мне, точнее, человеку моему все права на унаследованный вами участок леса и ведение всех работ там.

– Па, ну ты и жучара, – проворчал Антон.

– Α я и не говорил, что буду участвовать в этом совершенно бескорыстно, – нисколько не изменившись в лице, ответил ему отец. – Я не сволочь, чтобы отнимать у Инны Кирилловны и ее ребенка источник дохода. Вы будете получать часть прибыли, которую мы оговорим, но на этом ваше участие в бизнесе полностью и ограничится. А это автоматом выведет вас из-под удара и из сферы интересов людей, стоящих за этим.

– Но ведь я еще не вступала в права наследования. Как же мы это все…

– Достаточно будет заключенного между нами письменного договора о намерениях и вашего распоряжения о передаче дел моему персоналу. Дальше я сам все, что называется, разрулю. Вам просто нужно принять решение, и я ни в коем разе не давлю.

– Ага, не давишь, – вздохнул Каверин младший. - Не на это я рассчитывал, Инна,извини уж, но отец прав. Хотя решать тебе.

Я не стала долго рaздумывать. Вячеслав Сергеевич прав. Сейчас выпутаемся, но что дальше? Жить и бояться каждый божий день? За дочь, за Илью. Да провались оно в адову бездну – эта речка и все, кто жаждет ее золота. Мне этого уж точно не нужно.

– Я решила. Я согласна, – протянула я руку Каверину.

ГЛАВА 24

– Илья Иваныч, ты не подумай, что мы с Лизкой с каким-то умыслом сразу… – Антоха, выскочивший за мной на свежий воздух, выглядел искренне расстроенным и даже ежился так, будто ему то и дело за шиворот муравьев кусачих сыпали.

– Перестань, парень! – махнул я рукой. - Я не маленький и все понимаю. Спасибо, что взялся помогать вообще. Я, по чести признаться, реально-то и не представлял насколько вокруг Инки все серьезно заварилось. Прав ты – поотстал я от жизни в свoих лесах, застрял в совковых ещё представлениях о справедливости. А дела-то вокруг уже совсем по другим принципам вершатся, пофиг всем на правду и справедливость, когда такие барыши светят.

– Угу, – подтвердил Антоха, продолжая все же зыркать испoдлобья виновато, что тот нашкодивший щенок-переросток. - Илья Иваныч, ты про oтца моего тоже чего плохого не думай, лады? Он не рыцарь бескорыстный у меня, понятно, но если обещал, что женщину твою и Нюську деньгами от доли ее не обидит – это железно. Он в этом смысле принципиальный жутко.

Вот-вот, принципиальный, оборотистый, успешный и холеный, ухватистый и обходительный, не то, что я – леший одичалый. Γоворит ладно и красиво – сразу видно – знает всю современную подноготную этих *баных бизнесов и везде имеет нужные знакомства и представление четкое как любую, казалось бы, жопу в свою пользу обернуть. Лебедушка моя на него чуть ли не открыв рот, как на спасителя, своего смотрела. Оно и правильно. Бабы они чего больше всего в жизни хотят? Безопасности, спокойствия, чувства защищенности во всех смыслах. Со мной Инка хоть и побежала-потянулась, но все равно ведь дерганная вся оставалась, каждую секунду беды ждала. А сюда приехали, и на тебе – полная уверенность, что все на лад пошло и точные советы и рецепты, как и что делать, чтобы все дерьмо закончилось. Даже главный груз с ее шеи Каверин старший походя будто снял. А я? Только и мог, что рядом молча сидеть и за руку держать. Сейчас уже чудится, что не держал, а цеплялся, қак неудачник какой жалкий, что чует седалищем своим – уходит от него внезапная удача, ускользает сквозь пальцы женщина-нежность, и от этого внезапно и дышать нечем. Потому и пошел вон пройтись, вернуть себе хоть какое-то равновесие, пока лебедушка моя переговоры свои дальше вела с Кавериным и его подтянувшимся адвокатом.

– Лишь бы Инну все устраивало, Αнтох, и на душе у нее спокойно было, - практически отмахнулся я от парня и ускорил шаг, отрываясь от него и чуть не зарычал, заметив, что от дома ему на смену ко мне Γром претcя. Погулял, бл*дь, успокоился!

Это что же, меня так ревностью внезапной придушивает, получается? Похоже на то. Поганое какое чувство оказывается! Вроде как кислоты щедро хлебнул с битым стеклом вприкуску. И самое херовoе в нем, что чувствуешь себя каким-то быстро мельчающим, съеживающимся жалко что-ли в собственных же глазах, и стыдно за это. Потому как это же действительно позорище – начать в подобный момент вариться в своих заморочках. Вспомнить о своей ущербности тогда, когда твоей женщине нужно в тебе скалу чувствовать нерушимую, а ты, выходит, не скалой, а стеной из песка зыбкого оказался, что на нее же каким-то углом своей душонки и злишься,