Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лицо золотого монстра расплылось в злорадной ухмылке. Огромные глаза вспыхнули. Существо расправило широкие плечи, с торжеством вскинуло голову.
– Бра-а-ат мой.
Голос его – зычный и глубокий, будто доносящийся из колодца, разлетелся по лесу.
– Вра-а-аг мой.
Эмпирей наслаждался могуществом. Во всем его существе чувствовалась сила, и то, как глядел он, как стоял, высоко подняв голову и расправив плечи, – все говорило о том, что он уверен в своем превосходстве.
Воздух на поляне потрескивал и искрился тысячами крохотных молний.
Этот владел не только поляной.
Не только воздухом.
Всем миром.
И знал это.
Калике знал тоже, потому что его внушительная фигура вдруг сникла. Серебряный монстр будто уменьшился: крылья грустно обвисли, руки опустились. Золотое сияние затмило серебряный свет Каликса. Он казался кусочком голубого льда, брошенным в кипящее золотое масло. Вот-вот растает.
– Я нашел тебя.
– И чтобы найти меня, Великому Ветру Полуночи понадобилось несколько ночей?
Калике говорил, как и прежде, негромко и спокойно, хоть голос его чуть дрожал. Золотой монстр сдвинул брови.
– Луна, встающая в зените, знает: однажды ей суждено сойти за горизонт, – задумчиво произнес Калике. – Ничто не вечно. И быть может, причина таких затянувшихся поисков в том, что Великий Ветер Полуночи уже не столь велик, как рань…
– Молчать! – Эмпирей угрожающе вскинул руки с огромными золотыми когтями. – Замолкни сейчас же, иначе я собственными руками вырву твой грязный язык! – Гигант сплюнул под ноги Каликсу. – Смотреть в твои глаза, слышать звук твоего мерзкого голоса хуже, чем слушать бульканье бородавочной жабы в луже. Черт подери… как бы я желал, чтобы ты никогда не появлялся на свет!
Братья с ненавистью уставились друг на друга.
– Знаешь, что мне снится? – прищурился Эмпирей. – Мне снится… – Он сделал движение когтями, будто разрывает чье-то горло. – Всякий раз одно и то же. Камни, обагренные кровью. Кровь стекает со скал, собирается у моих ног в лужи. И эта кровь… вытекает… из твоего сердца, брат! – Монстр ухмыльнулся. – Я мечтал об этом тысячи, тысячи лет… Мечтал увидеть, как ты корчишься на земле в агонии, выкрикиваешь мое – только мое! – имя. Того, кто родился с тобой. Того, кто тебя погубит. Я хочу, чтобы твоя кровь стекала по моим рукам, Калике. Твоя ледяная кровь на моих горячих руках – вот все, чего я хочу.
Эмпирей растянул губы в улыбке. Запрокинул голову. Захохотал.
Но тут же в этом диком, необузданном хохоте послышалось дуновение прохладного ветерка.
– Ты и так получил все, что хотел, – тихо промолвил Калике. – Небо теперь твое.
– О да! – Золотой монстр вскинул руки к звездному пологу. – О да, небо теперь мое, только мое! Эти леса больше не услышат твоего жалкого хныканья, Калике Несчастный!
Эмпирей зашелся язвительным смехом.
– Бедный, бедный мой братик, который так любит ныть и причитать! Боже мой, как же ты таким уродился? Знаешь, а ведь я скинул твою чертову лиру в Адово ущелье! Она так смешно прыгала по острым камням. Плакала, как брошенная девка. Мне даже кажется, братец, – ухмыльнулся Эмпирей, – что твоя плюгавая лирчонка меня о чем-то умоляла.
Золотой монстр сделал пару шагов вперед. Калике попятился.
– Не отступай, Калике. Бежать некуда. Я хочу, чтобы и ты умолял меня, как твоя жалкая игрушка… Ты ведь так любишь печаль, Калике. Свое обожаемое ненаглядное горюшко, то самое, у которого у всей Полуночи уже оскомина. Что, нет? Думаешь, им нравится каждую ночь слушать, как в небе завывают кошки? Нравится, когда крыши их домов заливают соплями? – Эмпирей расхохотался и покачал головой. – Да никто не любит страдания! Ну, кроме тебя, который уродился дурнем, это все знают. Ты бы хоть раз спросил, что хотят слушать те, для кого ты играешь. Но ты не спросил. А я тебе отвечу, что бы они сказали про твои повизгивания и подвывания.
Эмпирей чуть склонил голову, приоткрыв губы так, что показались клыки.
– Они бы сказали, что от твоих песен, Ветер… их тошнит.
Золотой монстр сделал движение, как будто его выворачивает в траву.
– Кстати, почему ты не плачешь? Сейчас самое время! Давай, Калике! Хочу услышать, как ты хнычешь у меня в ногах.
Хочу увидеть, как мой младший братец развозит по лицу сопли. Аха-ха-ха!
Эмпирей зашелся необузданным хохотом. Деревья содрогнулись от буйного ликования. А Франц понял, почему Калике сказал королю Хризалид: «Не все любят страсть, иссушающую сердце». Радость Эмпирея была страшна, от нее все вокруг замирало.
– Мы родились в единый миг, – тихо заметил Калике. – Я тебе не младший брат. Так сказал Он.
– Он… – Эмпирей осклабился. – Боюсь, наш Создатель пожалел чувства своего дитяти и скрыл от тебя правду. Все знают, что полная луна сильнее месяца! Золотом прочерчен мой путь, ибо я – слышишь, несчастный братец? – я старший!
– Мм… Говорят, первый блин всегда комом…
Эмпирей замер. Красивое и ужасное лицо перекосила гримаса гнева. Ярость наполняла тело монстра, будто вскипала вода и вот-вот должна была выплеснуться из-под крышки. Эмпирей поднял руку, и Франц сжался, закрыв глаза. Ему казалось, еще чуть-чуть, и золотой гигант ударит Каликса, ударит Филиппа, ударит его самого…
– Захлопни пасть, – процедил Эмпирей. – Я прекрасно знаю, чего ты хочешь. Все не можешь смириться с тем, что я лучший. Что я – Ветер Полуночи. Ты всегда завидовал мне. Тайно ненавидел даже в те дни, когда мы правили небом рука об руку… Я знал. Но закрывал на это глаза. Хорошо, что теперь притворяться не нужно. Я – Глашатай Мертвого Принца. А ты просто никчемная лохматая Чебурашка. – Он сплюнул и прорычал: – С самого рождения только и думаешь, как бы мне насолить. Чертов ублюдок.
Вдруг лицо монстра потемнело и звезды в небе померкли.
– Ладно, к черту лирику. Мне стало известно, что в Полночь проникли двое детей. Живых. Где они, Калике?
Франц не видел лица серебряного монстра, но почувствовал, как тот напрягся.
– Если ты – Ветер, – ответил Калике нарочито безразлично, – как же ты не в курсе, что творится в твоих владениях?
Эмпирей зарычал, выпучив золотистые глаза. Сжал пальцы в кулаки.
– Заткнись! Я владею небом! Оно мое! Мое! А ты уже не Ветер!
– Кто Ветром рожден, иным стать не может. Так сказал он. И ты это знаешь и поэтому можешь только ругаться и потрясать кулаками, не смея меня тронуть!
Эмпирей размахнулся и со всей силы ударил Каликса по лицу. Серебряный монстр зашатался, но сумел устоять на ногах. До Франца донесся тяжелый хрип. Гигант медленно поднял руку и тронул длинные багровые полосы на щеке, оставленные когтями брата. Калике звучно сглотнул и поднес окровавленную ладонь к лицу.