Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько минут они ехали в молчании. Потом она включила магнитофон. Женский голос запел со щемящей грустью:
«II s’appelle Zigui, je suis folle de lui!»[3]
«Черт! Сколько она может слушать одну и ту же песню, меня уже тошнит от этого Зиги».
Кирилл был знаком с Ольгой около года, и ему казалось, что все это время она слушает одну и ту же песню.
— Оля, мне очень нравится «Старманья», но, помимо арии о Зиги в этой опере есть много других отличных песен.
— А мне нравится только эта!
— Ты сегодня не в духе! Как же будешь танцевать, да еще с такой щекой?
— Вторую линию кордебалета даже в полевой бинокль не рассмотришь!
— Оказывается, во всем можно найти свои преимущества, — не удержавшись, уколол Кирилл.
Зазвенел сотовый. Ольга приглушила музыку.
— Привет! — бросила она, сразу узнав голос звонившего.
Видимо, ей сообщили о чем-то важном, и она сразу оживилась.
— Слушай, а ты уверена?.. Ну да, я задаю глупый вопрос! Да, да… знаю!.. Все говорят, действует без осечек?.. Ой, спасибо тебе, дорогая!.. Записываю! — Она открыла блокнот. — Диктуй!.. Все, отлично! Целую тысячу раз!.. До скорого!..
В глазах Ольги замерцали судорожные огоньки. Размышляя об услышанном, она нервно покусывала губы.
— Черт! Чуть не проехала!.. Посиди в машине, я на минуту… мне надо крем купить! — пробормотала она, не глядя на Кирилла.
Ольга остановила машину, вышла и наклонилась, чтобы взять сумку, но Кирилл галантно опередил ее и сам протянул девушке велюровый баульчик.
Она поспешила в магазин, а Кирилл, довольный ловкостью своих рук, открыл ее блокнот и переписал номер телефона, получению которого так обрадовалась Ольга.
«Судя по коду — это Петербург!»
Девушка появилась минут через пять, бросила на сиденье сумку, и он быстро вложил блокнот обратно.
Ольга явно нервничала, ожидая, что Кирилл будет ее расспрашивать о Константине, но он абсолютно здраво рассудил, что сегодня, кроме лжи, ничего не услышит из ее соблазнительных уст.
Подъехав к театру, Ольга облегченно вздохнула.
— Спасибо, выручила! — поблагодарил он ее. — Как-нибудь позвоню!
— Хорошо! — торопливо ответила она и, закрыв машину, быстрым шагом направилась к театру.
Кирилл проводил ее долгим внимательным взглядом.
«Нам надо будет с тобой, Оленька, очень серьезно поговорить! Но чтобы ты была приятной собеседницей, мне придется запастись вескими аргументами».
Как только за ней закрылась дверь, Кирилл перешел на другую сторону улицы и, остановив попутную машину, поехал обратно за своим джипом.
_____
Евгений Рудольфович, сотрясая свое телесное желе под просторной рубашкой цвета спелой малины, в волнении расхаживал по гостиной Лунева и прижимал ко лбу холодный мокрый платок.
— Костик! — мягко, но наставительно говорил он. — Надо взять себя в руки! Это же не просто контракт — это все твое будущее, как артиста! Ты первый русский, перед которым открывается возможность стать певцом с мировым именем! Ты будешь выступать не перед впавшими в ностальгию бывшими гражданами СССР, а перед самой что ни на есть настоящей западной публикой! Костик, это же простор без границ… во всех смыслах! — Евгений Рудольфович настолько ясно представил себе будущий триумф Лунева, что даже остановился посреди гостиной, широко разведя руки.
Константин, вжавшись в кресло, сидел с отсутствующим взглядом.
— Костик, — пытался достучаться до него Евгений Рудольфович, — ну что… что ты так переживаешь?.. В конце концов — это же не в первый раз… так что все нормально…
— Нормально?! — взвизгнул чуть ли не «ля» третьей октавы Константин. — Нормально?! — Он вскочил и заметался по комнате со скоростью шаровой молнии. — Но я… я больше не могу!.. Не могу!.. Я опустошен!.. Уничтожен!..
— Вот стерва! — еле сдерживая переполнявшие его эмоции, с яростью проскрежетал мажордом.
— Оставь! Она здесь ни при чем. Она только сказала то, что есть!
— А кто ее просил?
— Женя, я измотан… я умер…
— Ну и умирай! К черту все! Зачем тогда ты, как идиот, учил эти песни на иностранных языках?! К чему?!.. Ты, Костик, полный идиот, круглый, с какой стороны не взгляни! Тебе Бог дал такой талант… ты поешь как Орфей и обладаешь уникальным языковым слухом! Когда импресарио из США прослушал твои записи, он не поверил мне, что ты не американец! — «Ну может быть, он хотя бы жил у нас, учился?» — «Он вообще в вашей Америке никогда не был!»… А этот, француз!.. Он просто обалдел от твоего парижского прононса!.. Все, все они сделали на тебя ставку. Ты — сенсация, первый русский эстрадный певец, который добьется мирового признания!.. Костик!.. Ты только представь!..
Лунев уронил голову на руки.
— Ну почему, почему я не могу?.. Казалось бы, все так просто…
Евгений Рудольфович шумно вздохнул.
— Костик, ну а почему я не могу петь, как ты?..
— Ты же прекрасно понимаешь, это совсем другое! — зло сверкнув глазами, бросил ему в ответ Лунев.
— Другое — не другое, но надо взять себя в руки! Жизнь на этом не заканчивается!
— Женя, я тебе честно говорю: не уверен, не чувствую в себе силы…
— Еще есть время! Ты успокоишься… отдохнешь!..
— У меня появился страх!.. Я боюсь провала… боюсь сорвать голос… боюсь истерики, которая повалит меня прямо на сцене…
Мажордом не мог найти никаких слов и лишь в отчаянии качал головой.
Вдруг плечи Константина резко дернулись, и он весь затрясся, с тупой яростью колотя кулаком по спинке дивана.
— Ну почему?! — сквозь злые слезы и пену у рта кричал он.
Евгений Рудольфович подскочил как ужаленный, схватил со стола внутреннюю рацию и вызвал охранников. Они появились незамедлительно и мягко обвили Константина своими могучими руками. Евгений Рудольфович сделал Луневу успокаивающую инъекцию.
— Фу ты, черт!.. — в растерянности бормотал себе под нос мажордом, расхаживая по гостиной. — Ну что? — обратился он к охранникам, вышедшим из спальни.
— Отдыхает!..
«Но это не выход… — продолжал бормотать Евгений Рудольфович, — Костик не выдержит гастролей на инъекциях… Ему нужна внутренняя, собственная сила… а публике нужна энергия, исходящая от его таланта, а не от наркотических таблеток… А, черт! Как не вовремя… и все эти бабы!.. У, стерва, я с тобой еще разберусь!..»
Мажордом тяжело опустился на диван и, поставив телефон себе на колени, набрал номер.