— А что тебе про Юрку? Увели его.

— Кто?

— Это тебе, атеисту, знать необязательно. Тебе важно, что ему всего несколько дней осталось. Если не успеем найти — всё.

— Я тетку Ульяну на кладбище видел, — напомнил Иваныч. — Я теперь не атеист.

— А кто?

— Пока думаю, — серьезно заявил старик. — Откуда ты знаешь, что Юрка жив?

— Они сразу не убивают. Им невыгодно.

— Надо было за ними проследить.

— За ней, — поправил отец Димитрий.

— За какой «ней»?

— Которая увела. Намного интереснее, почему именно Пономаря. Думаю, докопались мы с ним до чего-то. Зацепили.

— На след вышли?

Иваныч бросил папиросу и вернулся к крыльцу, чтобы четко видеть лицо собеседника.

— Видимо. — Отец Димитрий мотнул головой. — Знать бы только, когда и где. Тварь эта, что икону украла, просто так никого убивать не будет. Хлопотно. И небезопасно. Следователя убили, после того как он в детдом сходил. Внук твой говорит, какая-то там чертовщина с подземным ходом творится…

— Э, Борода, ты-то хоть с этим ходом не связывайся! — снисходительно посоветовал старик.

— А чего это ты так пренебрежительно? — спросил отец Димитрий.

— У нас в деревне подземный ход все ищут, пока лет пятнадцать не стукнет, — пояснил Иваныч. — Вроде как возрастная болезнь у детей. Потом проходит.

— Зря. Есть там подземный ход. Его превосходительство был большой затейник по этой части. Когда храм строил, выкопал тоннель.

— Какое превосходительство?

— Генерал Шепелев, с холма. — Отец Димитрий ткнул пальцем за спину. — Он вообще мастак был на подобные вещи. Всю его инженерную технику в парке пожгли, конечно… Но ты видел за усадьбой очистные сооружения? Которые в овраге?

— Говночерпалки? — уточнил старик.

— Они самые. Вот он лично сконструировал. Между прочим, второй век пошел, а всё работают.

Федор Иваныч поплотнее укутался в телогрейку, жестом попросил священника подвинуться и уселся рядом с ним на порог. Отец Димитрий вытащил из-под дедовой задницы прижатую полу шинели, достал из кармана помятую пачку, закурил.

— Я вначале думал, что из детдома эта гадина действует. И следователь тот потревожил ее. А потом соседку твою повешенную нашли. Федоров говорит, встретил ее у Хуньки, и она ему что-то рассказать хотела.

— Думаешь теперь на Хуньку?

— Я за ним две ночи следил. Без толку. С другой стороны, запись с камеры, которая на церковь работает, у него была. И ничего на ней нет, кроме тебя. Как так?

— Сам же говорил, подземный ход, — напомнил Иваныч.

— В сторожку прямо? Может, конечно, такое быть… Посмотреть надо. Но может быть и так: вырезал с записи, когда убийцы к дому шли. Долго ли умеючи?

— Не было там никого, — поерзал Иваныч. — Я же там был, сторожил. Не всю ночь, конечно…

— Не сторожишь больше? — скосил глаза на деда священник.

— Отец Андрей посоветовал, чтобы пока дома отсиделся. Да и что сторожить-то теперь, когда украли уже?

Иваныч тяжело вздохнул и размял в пальцах еще одну папиросу. Туман, наполненный мокрыми звуками, подобрался уже к самому крыльцу: нижняя ступенька лестницы потеряла четкие контуры, начала растворяться в мягкой дымке. Спички успели отсыреть и не хотели зажигаться.

— Федоров говорил, что его друг-следователь как раз хотел потом к Хуньке зайти, — задумчиво проговорил отец Димитрий. — Может быть, и зашел. Мы же не знаем, где он блуждал, пока в овраг не свалился.

— Как-то не вижу я этого жирного бендеровца в роли колдуна, — сказал Иваныч.

— Вот то-то и оно, — покивал отец Димитрий.

— К тому же он не знает, что Юрка у меня живет…

— Ничего подобного! Он нас с ним видел, когда мы от вашего участкового возвращались. И, кстати, кейс с ружьем, которое Федоров ему подарил, Пономарь в руках нес. Значит, Хунька понял, что мы от Федорова и тот мог нам много лишнего рассказать. Улавливаешь?

— Надо Вовку предупредить! — заявил дед.

— Надо. Не ровен час эта нежить к нему заявится.

— Кто?

— В кого ты не веришь, — ехидно отозвался отец Димитрий. — Хотя у Федорова дома защита есть.

— Иконы? — предположил Иваныч.

— Вот про это не знаю. Хотелось бы. Но у него там полон сарай часов настенных. Механических.

— И чего? Помогает?

— Они их боятся, часов-то. Поэтому буржуи нам вместо механики свои электронные подделки и навязывают.

— Ну это ты, Борода, загнул! — хмыкнул Иваныч. — Это у тебя уже психика на сторону съехала! Меньше надо чертей ловить.

— Ты так думаешь? — Священник поднялся с азартным видом. — Тогда слушай факты…

…там, где посреди тропинки виднелась старая промоина — от одного из весенних ручьев. Вода глубоко въелась в глину, все русло было выстлано чистой, будто вымытой галькой.

— Видишь, Игорек? Это называется аллювиальные отложения.

— Где?

— Ну вот где ручеек промыл.

Они спускались с детдомовского холма — Игорь и дядя Миша, председатель калужского Совета ветеранов. Дядя Миша был помоложе деда, но звание у него было полковник. Раньше это Игоря обижало, потом дед объяснил: Степанов служил в штабе у маршала Конева, там звания быстро давали, но таким званиям грош цена, и на фронте штабных не любили. Это позволило смотреть на дядю Мишу со снисхождением. А после того как Игорь заметил, что полковник относится к деду с опаской, — к снисхождению добавилось одобрение.

— Что такое аллювиальные отложения? — спросил Игорь.

— Река несет своими водами камни, куски породы. Ломает их, измельчает. Все это оседает по берегам, вначале крупные валуны, потом поменьше, потом песок…

— Что ж это, река досюда доходила? — недоверчиво протянул Игорь.

Они только что миновали ограду детдома и все еще находились почти на самой вершине холма. Овраг, заполненный остатками утреннего тумана, лежал внизу. Ручья не было видно, но по торчащим из белого марева веткам ивняка можно было определить его положение. Игорь, сощурившись, прикинул расстояние и присвистнул.

— А чего ты удивляешься? — отозвался дядя Миша. — Думаешь, весь этот овраг сам по себе появился? Его река промыла. Вон, посмотри, русло до самого леса уходит.

Игорь посмотрел. Овраг очень четко обозначился на местности из-за натекшего в него тумана: белая изгибающаяся полоса тянулась через поле и упиралась в линию далеких деревьев, имеющих в этом месте заметный провал. Игорь перевел взгляд на деревенский холм, залитый неярким осенним солнцем, представил, где должен был находиться уровень воды, и снова засомневался.