chitay-knigi.com » Современная проза » Два брата - Бен Элтон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 123
Перейти на страницу:

В вагоне Отто взъерепенился:

— Чего так сильно меня треснул?

— Переживешь, дурак. Как ты, Даг? Что произошло?

Но Дагмар на время онемела. Она даже не могла плакать, только смотрела перед собой и старалась вдохнуть.

Берега Красного моря Берлин, 1 апреля 1933 г.

— Все ждут Моисея, — сказала Фрида и улыбнулась. Она знала — нужно улыбаться.

На лицах вокруг читались безграничное потрясение и ужас, а потому следовало выказать хоть какое-то присутствие духа. Фрида Штенгель понимала одно: с этого злополучного дня, когда нацисты взаправду показали зубы, дали заглянуть в бездонную пропасть своего безумия, таким, как она, только характер поможет устоять.

Если им суждено устоять.

Она оглядела тех, кто собрался в ее гостиной.

Знакомые лица как будто принадлежали совсем другим людям. Сбитым с толку, растерянным, беспомощным. Точно младенцы, которых прошлая жизнь исторгла из теплого уюта своего чрева на беспощадный свет абсолютно чуждого враждебного мира. И вот теперь они моргали, силясь крикнуть и задышать.

Совершенно другие люди. Буквально.

Недавние уважаемые граждане Германской республики. Родители, труженики, налогоплательщики, военные ветераны. Люди.

А теперь — Untermensch. Нелюди. Презренные изгои. Официально презренные. Изгои по закону. Отлученные от дела. Выброшенные с работы. Избитые и растерянные, они пришли к Фриде Штенгель. К доброму доктору.

Страх заставлял трепетать их ноздри. Подкачивал слезы в покрасневшие глаза.

Из последних сил сдерживаясь, они заламывали руки.

Аптекарь Кац с женой и взрослой дочерью. Супруги Леб, державшие табачный и газетный ларек у входа в метро. Книготорговец Моргенштерн. Страховщик Шмулевиц. Чета Лейбовиц, хозяева ресторанчика на Грюнбергерштрассе. Мусорщик. Фабричный. Подручный пивовара. Двое безработных. Домохозяйки. Пара детишек, которым страшно идти в школу.

Евреи Фридрихсхайна.

Вчерашние граждане. Ныне просто жиды.

В надежде на утешение и смысл они потянулись к Штенгелям. Фрида была местным магнитом. Ее любили за доброту, уважали за ум и неиссякаемую энергию. Может, она знает ответ? Может, в ее доме найдется кроха утешения и хоть какое-то объяснение? Ведь раньше добрая фрау доктор на все имела ответ.

Однако нынче ответа не было.

Его просто не существовало.

Фриде оставалось лишь улыбаться и искать утешение в притчах, которым не особо верила. Однако сейчас они были как нельзя кстати.

— Сдается, наше несчастное племя опять в пути, — сказала Фрида, стараясь, чтоб вышло бодро. — Вновь изгнанные из Египта, мы стоим на берегах Красного моря. Гитлер — тот же фараон, правда? Вопрос в том, как теперь спастись. Все ждут Моисея.

Но пока Моисея никто не видел, на улицы, оккупированные коричневой армией, не выйти, и потому все просто сидели. Оглушенные, натянутые как струна. Отсчитывали секунды, уводившие в ничто.

Выпили кофе, закусили кексами и прочей снедью, которую кое-кто принес с собой: сладкие брецели, штоллены, коржики с корицей. Опять выпили кофе.

Вольфганг тихонько наигрывал на пианино. Выбирал что-нибудь не слишком скорбное, в основном мелодии из мюзиклов.

— Наверное, вот так же было на «Титанике» в его последний час, — сказал он. — Всегда восхищался ребятами из тамошнего оркестра. Вот уж не думал, что войду в его состав.

Фрау Кац заплакала.

— Вольфганг! — укорила Фрида.

Вольфганг извинился и вновь забренчал на пианино.

Иногда слышались возгласы, полные обиды и растерянности.

Меня толкнули.

В меня плюнули.

Фрау такая-то смолчала.

Герр такой-то отвернулся.

Мы сто лет знакомы. После краха я ссужал их деньгами. Они ничего не сделали, когда бандиты разбили мое окно и швырнули собачье дерьмо. Ничего.

Но в основном шла вежливая беседа, в которой всякое слово было бумажным мостиком над разверстой мрачной преисподней.

Как ваши дети?

Фрау такая-то оправилась от гриппа?

Нынче в Тиргартене очень рано зацвели деревья, правда?

Однако в напряженных голосах и нервном звяканье фарфоровых чашек из лучшего Фридиного сервиза слышался безмолвный вопль: ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ! ПОЧЕМУ!

Почему — мы?

И конечно — что дальше?

Раз-другой заглянули друзья-неевреи — выразить поддержку. Пришел управдом. Потом еще дворник, который каждое утро выкатывал тачку и подметал улицу; завидев Фриду, он опирался на метлу и говорил: «Чудесно выглядите». Все десять лет. Вольфганг считал это подхалимажем, но сейчас был благодарен ему за визит.

— Чудесно выглядите, фрау доктор. — Глядя под ноги, дворник смущенно топтался в дверях и мял кепку. В коридоре положил на столик незатейливый букетик и ушел.

В обеденный перерыв из больницы примчался доктор Шварцшильд, Фридин коллега. Возникла мысль, рассказал он, в знак солидарности закрыть клинику, но потом решили, что это будет непродуктивно.

— Конечно, — согласилась Фрида. — Людям нужна медицинская помощь.

— И евреям ее окажут? — встрял Вольфганг.

— Разумеется, — смешался Шварцшильд. — А как иначе?

— Не знаю, старина. — В тоне Вольфганга проскользнул злой сарказм. — Не ведаю.

— Прекрати, Вольф, — перебила Фрида. — Руди тут ни при чем.

— А кто при чем? — спросил Вольфганг.

Уже разверзлась пропасть.

Широченная. Как бездна между жизнью и смертью.

Обитатели смертельной стороны, ныне «евреи», невольно прониклись злобой и горькой обидой на тех, кто пребывал на стороне жизни и теперь назывался «арийцем». Поскольку ни один нацист или даже тихий попутчик не взглянет им в глаза и с ними не заговорит, отверженные выплескивали свои чувства на тех единственных «арийцев», кто еще считал их за людей, — оставшихся друзей-неевреев.

Значит, вот что задумал ваш господин Гитлер, да?

Что теперь вы нам уготовили?

Вы что, вправду считаете, будто мы отобрали у вас жилье и работу?

Вскоре Шварцшильд ушел. Его ждали пациенты — его и Фридины. Больные, о которых Фрида уже беспокоилась, невольно чувствуя себя виноватой в том, что вдруг их бросила. Пока провожала Шварцшильда к двери, в голове ее роились сотни не законченных историй болезни.

— Меня тревожит нарыв фрау Оппенхайм. Я его вскрыла, но заживает плохо. Подозреваю, она не промывает ранку, как я велела. После перелома мальчик Розенбергов до сих пор не ходит, потому что пропускает сеансы физиотерапии. Надо жестко поговорить с родителями… Я всем напишу записки. Принесешь мои истории? Наверное, это еще дозволено. Вместе посмотрим. Знаешь, я боюсь, у старика Блоха выявится диабет, — сделай анализ крови на сахар.

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 123
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности