– Хочешь рискнуть – рискни. Но прежде подумай: почему «алым» позволено носить нож? Будь мы простыми смертными, стали бы вооружать рабов? – Его взгляд сверлил мой затылок. – Многие пытались. И где они сейчас?

По руке пробежал холодок. Нехотя я вернула кинжал на место.

– С какой стати я должна тебе помогать? В прошлый раз даже спасибо не сказал.

– А в этот забуду, что ты хотела меня прикончить.

Напольные часы тикали в такт моему сердцу. Я обернулась и встретила взгляд светящихся глаз рефаита.

Потом медленно подошла к кровати и сложила ношу на тумбочку.

– Кто на тебя напал?

– Сама знаешь. – Страж откинулся на подлокотник, играя желваками. – У тебя было задание разузнать.

– Эмиты?

– Да.

У меня помертвело в груди. Я молча смешала воду и соль в миске. Страж чутко наблюдал. Смочив лоскут простыни в растворе, я наклонилась к ране. И тут же отпрянула от ее вида и запаха.

– Начался некроз.

Плоть на месте укуса посерела. От тела так и веяло жаром, который чувствовался даже сквозь перчатки. Температура, наверное, зашкаливала. Кожа на плече потихоньку отмирала. По-хорошему, нужно жаропонижающее. Ник сбивал температуру только так. Но если в Синдикате добыть лекарство не проблема, в любом кислородном баре воруй не хочу, то в Шиоле I его днем с огнем не сыщешь. Будем полагаться на соляной раствор и удачу, других вариантов нет.

Я осторожно промыла рану. Страж напрягся, вены на руке вздулись и посинели.

– Сочувствую, – буркнула я и моментально об этом пожалела.

Рефаит ведь не сочувствовал, когда мне ставили клеймо. Не сочувствовал он и Себу, когда мальчика убили на его глазах.

– Говори, – вдруг велел он.

– В смысле?

– У меня адские боли. Нужно как-то отвлечься.

– Можно подумать, тебе есть дело до моей болтовни! – вырвалось у меня.

– Есть, – кивнул он. Поразительное хладнокровие, особенно если учитывать обстоятельства. – Не мешает знать человека, с которым делишь кров. Мне известно, что ты убийца, – спокойно сообщил страж, не замечая моего окаменевшего лица, – но у тебя наверняка имеются и другие достоинства. Если нет, то я ошибся в выборе.

– Тебя никто не просил меня выбирать.

– Тем не менее выбор сделан.

Я методично промывала рану, надавливая сверх меры. Нечего с ним церемониться, не заслужил.

– Родилась в Ирландии, – сухо перечисляла я, – в городе Клонмел. Мать была англичанкой, в свое время сбежала из Сайена.

Рефаит поощрительно кивнул, призывая продолжить рассказ.

– Мы жили с отцом и его родителями в южной провинции Голден-Вейл, славящейся своими пастбищами. Там очень красиво. Не чета цитаделям. – Я отжала тампон и снова намочила. – Но аппетиты Абеля Мэйфилда росли, и ему понадобился Дублин. По всей стране вспыхивали Мэллоуновские восстания, а после случилась знаменитая Мэйфилдская резня.

– Мэйфилд, – повторил страж, уставившись в окно. – Да, припоминаю. Неприятный тип.

– Вы знакомы?

– Мне доводилось встречать всех лидеров Сайена, начиная с тысяча восемьсот пятьдесят девятого года.

– Выходит, тебе лет двести как минимум?

– Да.

Справившись с удивлением, я снова сосредоточилась на деле.

– Мы думали, нам ничего не угрожает, но вскоре юг тоже попал под удар. Пришлось срочно уезжать.

– А что стало с твоей матерью? Она осталась?

– Она умерла. Отслойка плаценты. – Я вытерла пот со лба. – Показывай, где еще лечить.

Страж снял рубашку. Всю грудь до живота пересекали алые полосы, оставленные то ли зубами, то ли когтями.

– Дальше.

Ага, выходит, со мной не так уж и скучно.

– Когда мне было восемь, мы переехали в Лондон.

– От безысходности?

– Нет. Просто отца направили в СТОРН.

Повисла пауза.

– Сайенский технологический отдел по развитию науки, – расшифровала я, решив, что куратор не понял.

– Знаю. Зачем его туда направили?

– Мой отец – судмедэксперт, патологоанатом. Сотрудничал с ирландской полицией. Сайен велел ему выяснить, почему люди становятся ясновидцами и почему душа не исчезает после смерти, – со злостью сообщила я. – Отец считал, что ясновидение – своего рода болезнь. Нужно лишь найти лекарство.

– И про дочурку папенька даже не догадывался?

– Он невидец. Куда ему…

Страж никак не отреагировал и задал новый вопрос:

– Дар проявился у тебя с рождения?

– Не совсем. Ауры и духов чувствовала с младых ногтей, а потом на меня напал полтергейст. – Я устало поморщилась. – Сколько еще протянешь?

– Не могу сказать. Соль отсрочит неизбежное, но ненадолго, – равнодушно бросил рефаит. Вот это выдержка! – Когда ты научилась высвобождать дух?

Странным образом разговор придал мне уверенности. Лучше не врать, наверняка страж сам все прекрасно знает. У Наширы имеется на меня досье – мало ли до чего они докопались, а сейчас хотят проверить мою особу на вшивость. Ладно, буду говорить правду, и ничего, кроме правды.

– После нападения полтергейста мне начал сниться один и тот же сон. Вернее, казалось, что это сон. – Я вылила остатки раствора рефаиту на плечо. – Снилось, как будто бегу по цветочному полю. И чем дальше бегу, тем темнее становится вокруг. И так ночь за ночью, бегу все дальше и дальше. И вот однажды добегаю до обрыва, прыгаю… и лечу прямиком в эфир, прочь из тела. Очнулась я в карете «скорой помощи». Отец сказал, у меня был приступ лунатизма, мол, вышла в гостиную и перестала дышать. Врачи диагностировали кому, – заключила я, не отрываясь от раны.

– Но ты выжила.

– Как видишь. Мозг, к счастью, не пострадал. Но мог бы, из-за кислородного голодания, – неохотно выдавила я.

Раскрывать рефаиту душу нет ни малейшего желания, но пусть лучше знает. Знает, что пребывание в эфире для меня крайне опасно.

– Мне повезло.

Страж наблюдал за мной из-под полуприкрытых век.

– Выходит, эфир ты посещаешь редко, боишься, но во всех тонкостях разбираешься неплохо.

Я отвела взгляд.

– Инстинкт. Послушай, твою лихорадку не сбить без лекарств.

В моих словах была доля правды. Инстинкт инстинктом, но рефаиму не обязательно знать, что главарь мимов всячески поддерживал и развивал мои способности, предварительно подключив меня к системе жизнеобеспечения.

– После стычки с полтергейстом остались шрамы? – спросил вдруг страж.