Когда трек наконец-то записали, Шаталин не выдержал и сказал Кинчеву:

— Ты фашист! Гитлер! Я с тобой больше работать не буду! И из группы тоже ухожу!

И ушел. На его место был приглашен гитарист Игорь Чумычкин.

Во время упомянутых гастролей в Перми произошел еще один эпизод. На последнем из четырех концертов, в самом его разгаре, на сцену вышли люди с суровыми лицами и прервали выступление группы. Как выяснилось потом, это оказались «афганцы», возмущенные строчками из песен Кинчева «Завтра может быть поздно»: «Оккупантом не может быть партизан» и «Новая кровь»: «Кто-то прошел через Афганистан, у него обнаружен СПИД».

В то время еще не было известно о случаях заражения СПИДом в Советском Союзе. Только спустя несколько месяцев станет известно о первом смертельном исходе, о заражении посредством нестерильных шприцев двадцати семи детей в Элисте, и правительство издаст «Указ о профилактических мерах по борьбе со СПИДом». На уколы разрешат приходить со своими шприцами: одноразовые еще долго будут дефицитом. Начнут публиковать санпросветбюллетени, предупреждающие об опасности заражения СПИДом не только половым путем. Люди станут бояться операций.

Но в тот момент, в Перми, «афганцы» всего этого еще не знали, и в кинчевских строчках им слышалось только оскорбление.

— Да если бы я в Афгане переспал с местной женщиной, — кричали они, — меня сразу бы расстреляли!

Кинчев пытался объяснить, что речь совсем не об этом, но не успел. С темы СПИДа перескочили на тему войны на чужой земле. Спор затянулся надолго, правда, в драку так и не перерос. Уходя, многие из «афганцев» даже пожали руку Кинчеву, но на обратном пути все равно угнали РАФик, на котором музыкантов возили по Перми.

…

В конце 1988 года фургончик фирмы «Мелодия» под управлением Виктора Глазкова, в котором записывались музыканты, переехал из Минска в Вильнюс. Пришлось ехать за ним, чтобы завершить запись альбома. В Прибалтике в это время набирали силу антисоветские настроения. В Риге был создан народный фронт Латвии. Верховный совет Эстонии провозгласил верховенство законов Эстонии над законами СССР. Совет Литвы провозгласил литовский язык государственным.

К этому времени «дело Кинчева» уже завершилось, подписка о невыезде была снята, поэтому милиционеров можно было опасаться не так сильно. Но проблема жилья в Вильнюсе для музыкантов была еще очень актуальна.

Константин Кинчев: Где жить? Что делать? В Вильнюсе есть такие Золотые ворота. По слухам, человек, который первый раз проходит через эти ворота, может загадать желание. Проходя через Золотые ворота, я загадал единственное желание: хорошо бы нам к кому-нибудь вписаться. Хорошо бы к нам сейчас кто-нибудь подошел и вписал нас!

За воротами мы сели на лавочку, закурили, к нам подошел человек и сказал:

— О! Какими судьбами у нас в городе?

Я сказал, что мы его-то как раз и ждем.

— Меня зовут Джин Беккер, — сказал он. — Я барабанщик.

— А ты можешь нас вписать? — спрашиваю.

Он говорит:

— Конечно!

Все! Мы стали жить у него, а потом жили еще у девушек, с которыми он нас познакомил. Вот таким вот образом.

Проблема с жильем решилась отлично, песни дозаписали быстро. Виктор Глазков умудрялся по-прежнему работать двадцать четыре часа в сутки. Как-то раз, правда, он музыкантов не по-детски напугал. Представьте себе такую картину: Глазков выходит из-за пульта, говорит: «Сейчас, ребята!» — и падает лицом вниз, даже рук не вытянув, закрылок не выпуская. И лежит. Но хорошо лежит. И дышит нормально. Просто так устал человек. Но не умер.

Умер другой человек. В самом начале 1988 года Кинчев потерял еще одного друга. Его потеряла вся страна — по крайней мере, та ее часть, которая слушала хорошую музыку и читала хорошие стихи. За несколько месяцев до смерти этого человека Кинчев написал для него песню, но не смог предотвратить того, что случилось.

Константин Кинчев: Получилось так, что Саня Башлачев был в достаточно серьезной, затянувшейся депрессии. В принципе песня «Солнце за нас» так у меня и получилась, как некая поддержка другу. Но, к сожалению, я не смог, видимо, донести до него все, что хотел. Несколько, наверное, поверхностная вышла песня. Потому что если б получилось, как я хотел, он, наверное, до сих пор был бы жив.

Что произошло 17 февраля 1988 года в питерской квартире на девятом этаже блочного дома, мы не знаем. И никогда не узнаем. Обсуждения тут неуместны, смерть поэта — почти всегда тайна, жизнь поэта — тайна всегда. Позднее Кинчев посвятит СашБашу еще одну песню «Шабаш». А 20 ноября 1988 года в Москве, в спорткомплексе «Лужники» состоялся концерт памяти Александра Башлачева. Этот день многие музыкальные критики считают концом золотого века русского рока. На сцену вышли Александр Градский, Андрей Макаревич, Юрий Наумов, «ДДТ», «ЧайФ», «Калинов мост», «Зоопарк», «Телевизор», «АукцЫон», многие другие. И «Алиса».

Константин Кинчев: Вместо Шаталина мы взяли Игоря. Ему нужно было выучить программу. Он был москвич, и, для того чтобы было удобней его вводить в программу, я обратился к Алле Борисовне Пугачевой с просьбой. И она предоставила мне на месяц свою репетиционную базу. Я там репетировал, за что Алле Борисовне огромное спасибо. Она замечательная женщина, хороший человек… поможет, я уверен, в любую трудную минуту. Другое дело, что я после этого к ней не обращался, но это осталось в памяти, и я ей благодарен по сей день. Так что мы подготовились хорошо, сыграли тоже хорошо.

Эти три имени — Башлачев, Кинчев и Пугачева — впервые пересеклись еще в 1985-м. Тогда музыкальный критик Артемий Троицкий привел рокеров в гости к звезде. Часа в три ночи хозяйка квартиры села к пианино, Башлачев взял гитару, а Кинчев и его коллега по «Алисе» Святослав Задерий устраивали шумовые эффекты.

Константин Кинчев: Кстати, Пугачева записывала этот сейшн на кассету. Так что теоретически эта запись могла сохраниться где-то в ее архивах, но так это или нет — знает только сама примадонна.

…

Альбом вышел многомиллионным тиражом в 1989 году. Крови он попортил музыкантам еще немало — в стране был дефицит всего, не хватало то бумаги, то целлофана, который пришлось доставать где-то в Армении. В довершение всего на первом тираже альбома обложка работы художника Андрея Столыпина оказалась не красной, а малиновой — из-за того, что красной краски найти не удалось. Все это плюс постоянные бюрократические проволочки фирмы «Мелодия» привели к задержке выхода пластинки.

Рубрика «Звуковая дорожка» газеты «Московский комсомолец» тут же признала «Шестого лесничего» разочарованием года. Немудрено — открытием года тогда был признан «Ласковый май»… Со временем история расставила все по местам, альбом оказался глубоким и при этом безупречно ярким. Впереди музыкантов ожидали новые диски, трагические события внутри коллектива и за его пределами, пополнения в семействах, духовные искания и многое другое.