средневековом обществе «справедливой» считалась война за религиозную идею (так сказать, «по воле Бога») и за законные династические права государя. Кстати говоря, это и было основой пропагандистских обращений Эдуарда III (а в начале XV в. – его последователя Генриха V из новой династии Ланкастеров) к населению Англии при обосновании справедливости войны англичан во Франции. Карл V буквально с первых месяцев своего пребывания у власти еще в качестве регента начал использовать иную аргументацию. Главный акцент делался на том, что враги «опустошают» французскую землю, что они «вторглись в герцогство Нормандию и причинили большой ущерб нашим (Карла V. – Н. Б.) подданным»73.

B 1369 г. Карл V, возобновляя войну против английского короля, писал в официальных документах не о династических спорах, которые были законным основанием для справедливой войны. В своих обращениях к населению страны король апеллировал к мыслям и чувствам, гораздо более близким и понятным для простых людей: «Да будет всем известно, что Эдуард Английский и его старший сын Эдуард, принц Уэльский, начали против нас и наших подданных открытую войну, они грабят и жгут наши земли и причиняют всякое другое зло и потому являются нашими врагами»74.

Толчком к официальному возобновлению военных действий стали события в Гаскони – самом сердце английских владений на континенте. Сеньоры этой области в силу ее особой исторической судьбы отличались особенно ярко выраженным сепаратизмом. Они были, как правило, сторонниками правления английского короля, менее опасного для их независимости, чем французский. В 60-е гг. XIV в. английский наместник Черный Принц оказал на них некоторое давление, прежде всего финансовое. Привыкшие лавировать между двумя соперничающими королевскими домами, видные гасконские сеньоры подали по этому поводу апелляцию Карлу V.

По условиям мира в Бретиньи французский король не имел никаких прав в Гаскони. Обращение сеньоров дало ему прекрасный повод для отказа от условий ненавистного договора. Заручившись письменным заключением двух видных докторов права из Болоньи о законности сохранения французского суверенитета в Аквитании, Карл V собрал массу жалоб на Черного Принца и потребовал от него ответа. Условия мира 1360 г. были тем самым отвергнуты, война фактически возобновлена. Эдуарду III оставалось принять брошенный ему вызов. 3 января 1369 г. он вновь присвоил себе титул французского короля. Весной того же года он сообщил о скором вторжении во Францию.

Однако на этот раз инициативой с самого начала владела Франция. При поддержке Генеральных штатов Карл V объявил Англии войну и направил войска под командованием Филиппа Бургундского в Понтье. В 1369–1370 гг. в Кале дважды высаживались большие английские армии. Англичане ориентировались на прежнюю испытанную тактику – сочетание единичных крупных сражений с опустошительными рейдами. В этом смысле симптоматично выдвижение на пост военачальника Роберта Кноллиса, известного в прошлом главаря бригандов. Даже английские рыцари называли его «старым грабителем». Англичане, видимо, рассчитывали, что его бандитский опыт найдет широкое применение. Но практика войны на этом этапе с первых шагов показала, что французы решительно переменили тактику. Английская армия дважды пыталась навязать противнику сражение: в 1369 г. в Пикардии, в 1370 г. вблизи Парижа, но французы оба раза уклонялись от решительной битвы, предпочитая небольшие стычки, внезапные нападения на марше, захват отдельных крепостей, тем самым не давая англичанам прибегнуть к их обычной тактике опустошений.

Бертран Дюгеклен проявил себя талантливым полководцем, владеющим нетипичными для средневековой армии методами ведения войны. Его излюбленным приемом было внезапное нападение на арьергард английской армии, возвращавшейся в центры своего расположения после изнурительного похода или осады. Именно таким образом он нанес значительный урон армии Кноллиса в Бретани и войскам Черного Принца в Гаскони в 1370 г. Было бы, однако, неверно приписывать эти новшества исключительно способностям Дюгеклена. Причины были более глубокими. Освободительные задачи Франции в эти годы, наметившееся изменение характера войны, наконец, почти десятилетний опыт участия горожан и крестьян в борьбе с англичанами не могли не отразиться на методах ведения военных действий.

Новая тактика, к которой английские войска оказались совершенно не подготовленными, начала приносить результаты. Постепенно, город за городом, крепость за крепостью, французская армия освобождала Гасконь. В этом была немалая заслуга горожан, поднявших в 1370 г. антианглийские восстания в ряде городов на юго-западе. Наиболее значительным было выступление в Лиможе. Черный Принц направил к жителям города парламентеров, которые пытались уговорить их одуматься и добровольно вернуться под власть Англии. Но как пишет Уолсингем, «распущенная чернь ничего не хотела слушать, отвернулась от послов и еще сильнее укрепила город»75. Английский принц жестоко расправился с жителями непокорного Лиможа, сея тем самым семена ненависти к захватчикам.

70-е годы XIV в. стали временем зарождения элементов национального самосознания в обеих воюющих странах. Одним из симптомов этого был растущий патриотизм, противоречащий рыцарским идеалам. Англо-французская война начиналась под знаменем династических притязаний, вполне соответствовавших идеологии рыцарства. Уже в первой половине XIV в. развитие событий привело большую часть населения Франции к отказу от этих представлений. В 70-е гг. под влиянием освободительного характера войны этот процесс усилился. Освобождение каждого города или крепости воспринималось не просто как военная победа, но и как торжество Франции. Выбив англичан из крепости Рошфор, близ Парижа, французы под возгласы «Монжуа! Сен-Дени!»[15] с ожесточением сорвали английские знамена и обезглавили пленных англичан. При освобождении Пуатье «оставшиеся верными Франции горожане, увидев знамена с лилиями и войска своего законного государя короля Франции, возблагодарили Бога и начали кричать «Монжуа!». Патриотически настроенный автор «Хроники первых четырех Валуа» с гордостью отмечает, что при взятии Ла-Рошели в 1372 г. французы победили «гасконцев и англичан, которые считали себя лучшими воинами в мире. И это была победа, завоеванная не знатными, а простыми людьми и бедняками»76.

Наиболее ярко новые патриотические тенденции проявлялись в идеологии горожан, чье сознание издавна не было сковано тесными рамками натурального хозяйства. Кроме того, при тогдашних методах ведения войны именно города были основными твердынями, в значительной мере обеспечивавшими военный успех той или иной стороны. Поражения Франции в войне, разграбление и разрушение захваченных городов победителями – все это обостряло антианглийские настроения и способствовало серьезным изменениям в общественном сознании. В условиях войны именно горожане раньше других социальных слоев приходили к осознанию общих интересов французов в борьбе за сохранение независимости Франции. Особенностью рождающихся патриотических чувств в ту эпоху была идентификация интересов страны с личностью короля.

Именно в 70-х гг. XIV в. подобный процесс начался и в английском общественном мнении. Военные неудачи Англии вызвали не только сожаление о напрасных материальных затратах и прекращении притока богатств из Франции, но и чувство национального унижения. Еще до начала войны с Францией Эдуард III приложил усилия к тому, чтобы создать в Англии антифранцузские и антишотландские настроения. Представители различных слоев английского общества единодушно считали, что Франции удалось унизить английского короля, добившись принесения им оммажа за Гасконь в 1329 г. Исходя из популярной в Средние века идеи справедливой войны, Эдуард III в специальных