Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прочитав первые строки, удивлённо посмотрел на меня.
– Откуда ты мог это узнать? О повышении могут знать в ЦК комсомола, а ты у них вроде бываешь, но остальное?
– Читайте дальше, я потом объясню.
– Ничего себе! – Машеров оторвался от письма и посмотрел на меня с изумлением. – Я это сам недавно узнал. А дальше написана какая-то галиматья. Тебя кто ко мне прислал?
– Никто меня не присылал. Письмо я передал только из-за, как вы выразились, галиматьи. То, что вас так удивило, написано с единственной целью – обратить ваше внимание, чтобы не выбросили написанное в мусор. Сохраните эту бумагу и проверьте, галиматью я написал или то, что будет на самом деле. Всё должно случиться уже скоро, и в новостях это прозвучит.
– Предсказатель! – с иронией сказал он, опять разворачивая письмо. – И как с этим согласуется знание государственных секретов?
– Никто не предскажет землетрясение с точностью до нескольких минут, – возразил я, – и то, какие от него будут потери. Я не предсказываю, я знаю.
– Уэллс? – усмехнулся он. – «Машину времени» читал. Тоже хочешь написать что-то в этом роде?
– Ни одно тело нельзя передать в прошлое, – сказал я, понимая, что нужно идти до конца, – а вот информацию можно. Мне было больше восьмидесяти, когда всю мою память передали тому, кем я был семьдесят лет назад. Я сам не написал ни одной книги и ни одной песни. Их должны написать другие в вашем будущем.
– Я не верю ничему из того, что ты сказал! Но если всё так, тебя нужно отвести в Москву, посадить в самый охраняемый подвал и выкачивать знания до донышка. Я не понял, в чём твоя цель? Для чего ты это принёс?
– А вы как думаете? – спросил я. – Давайте, вы на мгновение поверите.
– Допустим, поверил, – сказал он. – И что дальше?
– Человек, который знает, как будет жить мир в течение семидесяти лет, обладает огромными преимуществами перед остальными, тем более что при передаче личности из будущего сильно обостряется память. Я могу и дальше «писать» повести и забрасывать страну песнями, могу стать выдающимся учёным и изобретателем и до самой смерти как сыр в масле кататься.
– Если верить твоим же словам, ты уже начал.
– Начал, – согласился я. – Основным мотивом была необходимость прославиться. Лично мне не нужна слава, она нужна для того, из-за чего я к вам пришёл. А сделал это потому, что в будущем всё будет очень паршиво. И у вас есть шанс это изменить.
– С твоей помощью?
– Можно и без меня. Я уже много месяцев записываю то, что мне известно. Могу отдать вам записи и уйти в сторону. Но в них только основные события, помню я намного больше. И вариант с подвалом не устраивает, никто у меня таким образом ничего не добьётся.
– И где же эти тетрадки?
– Сейчас они вам не нужны, – ответил я. – Вы не верите, а я вложил в них слишком много труда, чтобы вот так отдать. Есть ещё один нюанс. К тому, что я вам дам, можно допустить только очень небольшой круг лиц, которым вы доверяете абсолютно. И нужно, чтобы в Москве обо мне узнали как можно позже. Лучше если это случится тогда, когда на месте Брежнева будете сидеть вы.
– Так! – Машеров ещё раз пробежал глазами моё письмо. – Во всём этом настораживает два момента. Первое – это запись вверху, второе – твой разговор. Это разговор взрослого эрудированного человека, а не подростка. И что мне с тобой делать?
– Пока ничего, – предложил я. – До землетрясения в Чили остался месяц. Если оно вас не убедит, подождёте ещё двадцать дней. Уж нашествие торнадо вам никто не предскажет, да еще с такой точностью. А когда будете готовы к серьёзному разговору, тогда и поговорим. Позвоните в ЦК комсомола, и они привезут меня к вам. Только первая беседа должна быть с глазу на глаз, а дальше уже решать вам. Идите обедать, а то сейчас придёт Полина Андреевна и вам влетит за остывший обед. А я тоже побегу, меня ждёт машина.
– Как ты убедил ребят из ЦК комсомола привезти тебя ко мне?
– Сказал, что хочу писать книгу о партизанах Белоруссии и конкретно о вас. Везли не на встречу, я лишь хотел узнать номер квартиры и опустить письмо, а нарвался на вашу жену.
– Хорошо, что нарвался. Я не стал бы сам проверять твоё письмо, а отдал бы кому следует. Не хочется мне тебя отпускать…
– До лета я никуда не денусь из военного городка, только в начале марта посылают в Москву как лауреата. Но я могу и отказаться. Подругу только жалко.
– Это ту девочку, с которой ты поёшь? Славная, и голос замечательный. Она знает?
– Только сам факт, я не посвящал её ни во что серьёзное.
– Ладно, беги и постарайся никуда не запропаститься. Тетради где?
– Под тахтой родителей. Зря смеётесь, у меня нет сейфа.
– Уже уходишь? – спросила вошедшая Машерова. – Жаль, скоро из школы прибежит Лена, мы вас познакомили бы.
– В другой раз, Полина Андреевна! – сказал я. – Меня ждут люди с машиной, до свидания!
– Мы видели, как он тебя забрал, – сказал Валентин, когда я сел в машину. – Ну как, поговорили?
– Поговорили. Он будет думать. Спасибо вам!
– За что? – удивился он. – За машину?
– И за машину тоже, а главное, за помощь в организациях выступлений. К мальчишке с улицы было бы другое отношение. Когда едем домой?
– Сейчас поедете, только довезёте меня до работы.
Всю дорогу до моего дома молчали. Когда попрощались с Николаем, Люся предложила:
– Давай не будем к тебе заходить? Проводи меня домой и расскажи, о чём вы говорили.
С рассказом я уложился в несколько минут.
– Значит, он всё знает, но ничему не поверил, – подытожила она. – А после землетрясения?
– Я думаю, что он не будет ждать этих торнадо, – сказал я подруге. – В любом случае отношение к тому, что я скажу, будет совершенно другим. У меня ведь есть что сказать и помимо стихийных бедствий.
– А что будет, когда он поверит?
– Если пустят в ход то, что я записал, в Москве всё равно узнают. Главное, чтобы не связали со мной. И ещё нужно убрать кое-кого из нынешнего руководства, иначе ничего не изменится. Мы предотвратим одно покушение, а они организуют другое. Не нужно тебе в это вникать. У нас и о тебе был разговор, и я сказал, что ты знаешь только сам факт переноса личности. Не стоит никому знать, что тебе известно